Тогда карлик сказал:

– Этого рыцаря зовут Гектор, и доблесть его не раз уже испытана. Оставьте ваше зеркало, дитя мое, и сходите за ним.

Служанка повиновалась, отвернула полог шатра, спустилась в грот и скоро вернулась, держа за руку рыцаря в ратной котте, молодого, белокурого и стройного; хотя в лицо его впечатались следы от петель кольчуги, погнутых дубиной карлика.

– Вот кого ты видел в бою у родника, – сказал карлик, – а девица, лежащая здесь, – моя племянница, единственная дочь богача, вассала госпожи Рестокской. В ходе той войны, что ведет моя госпожа, мой брат был смертельно ранен. Прежде чем отдать Богу душу, он меня призвал и поручил мне опеку его единственной дочери и надзор за ее наследством[111]. И вот племянница моя влюбилась в этого рыцаря, который тоже любит ее пуще всего на свете. Я вовсе не думал сразу отдавать племяннице отцовское наследство, и потому, едва заприметив их любовь, я объявил им, что, ежели они хотят однажды стать четою, придется им дождаться, когда мне будет угодно соединить их; а иначе племянница никогда не вступит во владение уделами, отданными под мое призрение. Барон, который докучает моей госпоже Рестокской, – это рыцарь из ближнего удела по имени Сегурад; до сего дня никто не мог заставить его сложить оружие. Он просил руки моей госпожи, а она, найдя, что он не вполне молод и не вполне родовит, неизменно ему отказывала. Дабы сломить ее волю, он затеял против нее жестокую войну, полагаясь на помощь не столько своей родни, сколько молодых рыцарей, привлеченных слухами о его доблести и щедрости. И вот он сжег и разорил ее земли, и жители этого края, доведенные до отчаяния его непрестанными набегами, пришли к госпоже с угрозой, что покинут ее, если она откажется устроить свою жизнь. Наконец, госпожа Рестокская, последовав совету старейшего своего сородича, все же обещала выйти замуж за Сегурада через год, если он по-прежнему будет одолевать всех рыцарей, какие явятся, чтобы просить ее руки. Будучи вполне уверен в своей доблести, Сегурад согласился на этот срок; однако он позаботился выставить охрану на всех подходах к землям Рестока, чтобы задерживать рыцарей, которые пришли бы оспорить у него госпожу.

А между тем моей племяннице и этому рыцарю нестерпимо было отлагательство, чинимое мною их союзу. Я хотел, по меньшей мере, дождаться срока, назначенного Сегураду, чтобы знать наверняка, стану ли я его подданным; но Гектор готов был отдать собственный глаз за то, чтобы помериться силами с ним, а моя племянница, устрашенная громкой молвой о доблести Сегурада, запретила своему другу вызывать его без особого ее позволения. Она велела даже изготовить черный щит, крапленный серебром, который взялась хранить у себя, наказав ему не принимать ни один вызов с иным щитом, кроме этого, означающего скорбь и слезы. Гектор же до того полагался на свою доблесть, что надеялся победить Сегурада, если сумеет встретиться с ним. Пока он пребывал в этих раздумьях, ему случилось видеть сон, будто он в полных доспехах прибыл к той сосне у родника, где я нашел его нынче поутру; будто туда же должен явиться Сегурад, созвав там большую ассамблею. Это привело его в восторг; но когда он, воздев глаза к древесным ветвям, заметил облачко, усеянное мелкими тусклыми звездами, его обуяла великая печаль; и все же он стяжал награду ассамблеи. Гектор поделился со своею возлюбленной тем, что увидел во сне; она стала его уверять, что все сновидения лгут и что не родился еще тот, кто одолеет Сегурада. «А это, – подумал он, – я надеюсь скоро узнать». И вот наутро он поднялся с зарей, когда я был уже в монастыре; ибо знай, что ни разу в жизни своей я не пропустил мессы. Он взял доспехи и велел их вынести из нашего замка к Сосновому ключу, не уведомив меня. Но моя племянница видела его отъезд; она примчалась в монастырь и указала мне то место, куда он непременно направится, памятуя о своем сновидении. Не желая пропустить богослужение, я дал наказ одному из моих оруженосцев, чтобы тот оседлал самого быстроногого моего коня и съездил расставить вокруг сосны связку копий, а на одном суку повесил бы черный щит, крапленный серебром. Ведь я предугадал, что, увидев копья и щит, Гектор не поедет далее искать Сегурада, а удовольствуется тем, что станет ждать его. Оруженосец прибыл первым, и когда Гектор проезжал мимо, вознамерясь найти Сегурада, он заметил связку копий из своего сновидения и остановился, убежденный, что здесь-то и состоится ожидаемая встреча. Затем, метнув взор на щит, крапленный серебром, он уверился, что видит исполнение мрачного пророчества про облако, усеянное тусклыми звездами, и заплакал оттого, что, идя на бой с Сегурадом, навлек на себя гнев своей подруги. Но та победа, которую сулил ему сон, вернула ему надежду и прежнюю веселость. А я, едва дослушал мессу, сел верхом и примчался к роднику, где, найдя его, наказал, избил и привел обратно, как ты видел сам. Он и не думал защищаться, ибо знает, что его радость или горесть в моей воле.

– Вот, сдается мне, – продолжил карлик, – то, что ты хотел узнать. А теперь ты обещал сразиться с рыцарем сильнейшим, чем он, сиречь Сегурадом, имеющим право на него, поскольку тот всего лишь отвечает на вызовы рыцарей, которым не в чем его упрекнуть. Но в твою доблесть я ничуть не верю; скорее я сочту тебя самым последним и ничтожным из людей.

Мессир Гавейн презрел его слова и отвязал его от столба, все еще весьма сожалея о своем коне. Пришел слуга доложить, что ужин готов; карлик уселся за стол и подал знак мессиру Гавейну занять место подле него. Когда убрали скатерти и все стали выходить из-за стола, у входа в шатер спешилась служанка и вручила карлику послание.

– Право же, – сказал он, сломав восковую печать и прочтя его, – женщины – престранные создания. Извольте видеть, моя госпожа приказывает мне безотлагательно ехать искать короля Артура и привезти от него мессира Гавейна шампионом! Есть ли у меня время ездить туда-сюда, ее мало волнует; найду ли я мессира Гавейна, который бывает при дворе от силы три раза в год, в этом она ничуть не сомневается. Бог ты мой! чем без толку носиться, лучше я препровожу к ней этого рыцаря, какой он ни есть подлец и мерзавец.

Гавейн усмехался, а Гектору было больно за него. Принесли доспехи, девица и служанки облачили в