Ланселотом, как только сам он примкнет к королю с королевой. Вначале он подался к королю; все расселись за столом, а когда скатерти были убраны, королева предложила дамам прогулку по лугам. Все выехали вместе: король, королева, рыцари и дамы. Вскоре королева замедлила шаг, поджидая госпожу Малеотскую и нескольких дам и девиц. Сенешаль и Бравый рыцарь смешались со свитой короля, а затем, как будто бы без цели, неспешно двинулись по тропе, приведшей их в то место, куда обе дамы уже прибыли прежде них. Что вам еще сказать? Они пробыли там около часа, и повторять их беседы было бы вовсе неуместно. Вместо речей, ничего иного не было между ними, кроме поцелуев и сладостных объятий, предвестников еще совершеннейших радостей. Слишком рано пришлось озаботиться возвращением; дамы вернулись к королю, Ланселот и Гале-от к своему шатру. Те же тайные свидания были и в последующие дни; пока мессир Гавейн, увидев, что может снова усидеть верхом, не поблагодарил короля, королеву и дам за их приятное общество и не стал убеждать короля, сколь выгодно ему удержать при дворе принца Галеота и его друга, Бравого рыцаря:

– Вы им многим обязаны, сир дядя, и вы можете вполне положиться на их службу.

Но Галеот ответил, когда король завел об этом речь, что ему непременно надобно вернуться в Сорелуа после столь долгого отсутствия; впрочем, он дал слово приехать, как только наведет порядок в собственных делах.

Не спрашивайте о последних свиданиях Ланселота и Галеота со своими дамами, были ли они исполнены вздохов и слез. Оба обещали не упускать любого случая, чтобы вернуться обратно. А после королева уговорами склонила короля настоятельно просить госпожу Малеотскую остаться при дворе.

– Это дама разумная, осмотрительная и всеми любимая, – сказала она, – я думаю, она вам не откажет из добрых чувств ко мне.

Король одобрил этот умысел королевы, и госпожа Малеотская, вначале поломавшись для виду, согласилась на любезную просьбу короля.

XXXVII

Оставив короля Артура, Галеот повел Ланселота в свою страну Сорелуа, лежащую между королевством Уэльс и Дальними островами. Он владел этой землей не по наследству, а завоевав ее у Глохира, племянника короля Нортумбрии. Король Глохир оставил после смерти прекрасную дочь; Галеот позаботился о ее воспитании и думал вернуть ей отцовское наследие, выдав ее замуж за Галеодена, своего племянника, как только тот достигнет возраста посвящения в рыцари[98].

Сорелуа был приятнейшей из всех земель, прилегающих к Бретонскому морю; он изобиловал реками, лесами, плодородными почвами. Он граничил с владениями короля Артура, и Галеот любил там бывать, проводя свои досуги на псовой и соколиной охоте. С одной стороны его окаймляло море, с другой река, называемая Асурн[99]: широкая, быстрая и глубокая, впадающая в море. Были там замки, города, леса и горы. Чтобы туда попасть, нужно было пройти по двум мощеным дорогам шириною всего в три локтя[100], а длиною более семи тысяч пятидесяти локтей. У входа и выхода высились прочные башни, каждая под защитой рыцаря испытанной доблести и десяти ратников, вооруженных секирами, копьями и мечами. Любой, кто требовал прохода, должен был сразиться с рыцарем и его десятью ратниками. Если он преодолевал заслон, имя его заносили на стену у входа в башню, и с того дня он обязан был нести службу вместо побежденного, пока Галеот не соизволит послать одного из своих рыцарей ему на замену. Если же он терпел поражение, рыцарь брал его в плен.

Дороги эти были устроены во времена Глохоса, отца Глохира, из опасений перед внешними врагами. Прежде в Сорелуа прибывали на кораблях и ладьях; но, начиная со времени, когда пророчествовал Мерлин, и до завершения превратных времен, то есть в продолжение тысячи шестисот девяноста недель[101], в Сорелуа нельзя было войти иначе, как по дорогам, охраняемым так, как мы видели[102].

В Сорелуа Галеот и удерживал своего друга долгое время. Но все досуги, коим они вволю могли предаваться, скоро стали бы им в тягость, если бы не скрепившая их дружба и не наслаждение, находимое ими в беседах о своих любовных делах. Никто в королевстве Логр не знал, где пребывает Галеот, кроме двух королей, которые были в свое время гарантами и одни только знали имя рыцаря, привезенного Галеотом. Но игры, забавы, охотничьи выезды с ловчими птицами, собаками или сетями не могли их развлечь; они бы вернулись ко двору короля Артура, если бы не боялись пробудить подозрения тех, кто окружал королеву; доброе расположение короля не могло их успокоить, и они с нетерпением ждали известий о новых ассамблеях, дабы иметь случай показать свою доблесть и оправдать выбор, сделанный дамами их сердец.

Миновал уже месяц, как они были в Сорелуа, когда Владычица Озера прислала к Галеоту юного отрока и просила взять его на попечение до возраста посвящения в рыцари. Это был Лионель, старший сын короля Богора Ганнского. Ланселоту не составило труда узнать его; ведь он долго жил с ним у Владычицы Озера. Когда Лионель появился на свет, его мать заметила у него на груди алое пятно в виде льва; оттого и дали ему такое имя. Когда она захотела обнять его, он сам обвил свои ручонки вокруг ее шеи и сдавил так, словно хотел задушить. Это было предзнаменование его доблести, о коей свидетельствует история его жизни. Отметина оставалась у него до того дня, когда он сразил коронованного Ливийского льва, чью шкуру он подарил мессиру Ивейну Уэльскому[103]. Но здесь книга покидает Галеота, Ланселота и Лионеля, чтобы вернуться к королю Артуру и мессиру Гавейну.

XXXVIII

После отъезда Галеота король Артур вернулся в свои владения, неизменно занятый тем, что вершил над всеми правый суд, восполнял ущерб, умело выказывал щедрость. После Лондона, Камалота, Кардуэля он переехал в Карлион, город, ему наиболее приятный. Там он созывал придворный сбор, продолжавшийся две недели.

Празднества подходили к концу, и королева, ничего так не желая, как возвращения своего друга, уже полагала, что нашла повод для новой ассамблеи, когда один нежданный случай заставил отложить на время исполнение самых сокровенных ее мечтаний. Однажды король Артур, сидя за столом в кругу своих рыцарей, погрузился в такое раздумье, что позабыл все, и кушанья, и сотрапезников. Опершись рукой на слоновую кость рукояти кинжала, он вздыхал; слезы текли из его глаз. Кэй-сенешаль заметил это первым и тут же указал мессиру Гавейну, мессиру Ивейну, Лукану-бутельеру, Сагремору Шалому и Грифлету,