к ней и сказала следующее: «Согласно учению Ивана Петровича Павлова, великого русского учёного, нобелевского лауреата, Львовский рефлекторно повторил слово, которое обычно употребляют взрослые. Само это слово в его лексиконе отсутствует. Кто-нибудь, когда-нибудь слышал от него это слово в школе?» Все в классе хором закричали: «Нет!» «Считаю инцидент исчерпанным, и продолжим урок. Так, на чём мы закончили? У кого есть ответ?» Сегодня, когда это слово стало легальным, не является ругательным и может употребляться, возникает вопрос: «Может быть, не нужно было меня спасать, а наоборот воспользоваться моим случаем, и объявить это слово легальным?» Спустя некоторое время гениальная Фаина Георгиевна Раневская возмущалась: «Жопа есть, а слова нет!» Но тогда, во второй половине тридцатых годов, было не до шуток. Если бы этот случай дошёл до общест-венности, то неизвестно, чем бы это всё закочилось. Моя любимая преподавательница оригинально затуманила мозги учеников и увела их и меня тоже от этого события. Она заставила их громко сказать слово «НЕТ» и добилась своей цели. К большому сожаления, она не завершила свой курс. В один из дней она не явилась на урок. Говорили потом, что её перевили в другое место ссылки. СССР – громаден и мест ссылок, колоний и тюрем в нём не счесть. Я всю жизнь помнил и помню сейчас эту чудесную, милую, интеллигентную женщину-мою спасительницу и её потрясающие уроки.

Теперь я перейду к третьему учителю по математике, Ефиму Абрамовичу Блантеру. Мне кажется, что он учил нас алгебре, геометрии и тригонометрии, то ли начиная с восьмого класса, то ли с девятого. Он окончил Московский областной педагогический институт имени Крупской (ныне Московский государственный областной университет). По распределению его направили в г. Каган, конкретно в нашу школу. Несмотря на молодость и, казалось, отсутствие опыта общения с учениками, особенно, старших классов, он проявил себя вполне зрелым преподавателем. Он не допускал панибратства, равно относился ко всем ученикам класса, т. е., не имел любимчиков. Кроме этого, помимо преподавания дисциплин в соответствии с действующей программой, он проводил для желающих дополнительные занятия по углублённому изучению основ математики. Ефим Абрамович пользовался большим уважением всех учеников за его бескомпромиссность при оценке знаний. Приведу пример. Периодически в школе проводились контрольные работы по математике, содержание которых утверждалось управлением просвещения и доставлялось в закрытом пакете. Как правило, мне лично удавалось успешно справляться с контрольной работой. Но однажды я неверно решил одну из задач. Разумеется, это снижало общую оценку за полугодие. Учитель, бегло просмотрел ответы, и обнаружил ошибку в ответе. Он указал на неё, но я даже не пытался, зная его принципиальность, просить его внести исправления. Хотя такая возможность была. Я часто встречался с ним вне школы, он был одинок в городе и нуждался в общении. Это был другой человек: дружелюбный, с самыми разнообразными знаниями в различных областях науки, техники, искусства. Я впитывал как губка эти новые для меня знания. Полагаю, что эти вечерние беседы в городском парке окончательно закрепили моё увлечение техникой и предоопрелили выбор профессии. Вскоре, после начала войны тётя Фаня, дядя Мойсей, Сэм и я покинули Каган и переехали в Ташкент. Я соединился со своей семьёй, начались хлопоты, связанные с поступлением в институт. К сожалению, с отъездом была потерена связь с Ефимом Абрамовичем, и о его судьбе мне ничего не известно.

Теперь об увлечении спортом. В Кагане, в отличие от больших городов, было крайне ограниченные возможности для внешкольного культурного развития и развлечения, кроме спорта. Это стало возможным благодаря энтузиазму единственного дипломи-рованного спортивного специалиста в городе – Михаила Эммануиловича Эзрохина Он был многогранен, он мог учить мастерству во многих видах спорта: лёгкой атлетике, гимнастике, волейболу, футболу и даже боксу. А вот, например, в плавании он себя как тренер реализовать не мог, так как в городе не было как плавательного бассейна, так и приличной лужи, в которой можно было просто искупаться и научиться плавать саженками. Правда, недалеко от маслозавода был небольшой бассейн, в который сливалась тёплая вода, использованная для охлаждения какой-то заводской аппаратуры. Сам пруд имел форму круга диаметром максимум пятнадцать метров, а глубина меньше метра. Там городская малышня и отводила душу. Никого не смущало, что вода не чистая и к тому же тёплая. Тем не менее, именно там я научился плавать. Нам с Моней родители категорически запрещали даже приближаться к этому «бассейну». Но соблазн был столь велик, что никакие угрозы нас не останавливали, благо, что «бассейн» находился сравнительно недалеко от нашего дома. Несмотря на все ухищрения, маме всегда удавалось установить факт посещения «бассейна». Дело в том, что вода в нём содержала какие-то соли, полагаю не вредные. Стоило маме ногтём провести по коже, как на ней оставался специфический след. Это служило веским доказательством нарушения её табу. За этим следовало наказание.

К некоторым видам спорта я быстро потерял интерес, например, боксу и волейболу. В боксе моим кумиром был Джо Луис. Где-то я увидел его портрет в полной боксёрской форме. Он стоял в боевой стойке. Я понял, что это и есть главное в устрашении противника. Вечером, после занятий, в коридоре мы сооружали ринг: ставили четыре стойки и по периметру обвязывали их верёвкой. Ринг готов. Одев перчатки, разумеется взрослые, прошёл на ринг. Занял стойку Джо Луиса и решил, что к бою готов. Самое интересное, что моим противником был Сэм, который стоял на противоположной стороне ринга, выставив руки чуть выше пупка. Раздался гонг. Я, сохраняя боевую стойку, быстро пошёл на Сэма. Не знаю, что произошло, но я стал падать вперёд, головой ударился о неподвижную перчатку Сэма и упал как подкошенный. Всё поплыло. По-видимому, я был в нокауте. Я долго лежал, постепенно стал приходить в себя. Когда я открыл глаза, я увидел склонившегося надо мной Сэма, который плакал и повторял: «Не умирай, я не виноват». Сэм помог мне встать. Ещё некоторое время у меня кружилась голова. Когда я окончательно пришёл в себя, мы с Сэмом пошли домой. Это был первый и последний боксёрский бой. Боевая стойка Джо Луиса не помогла. Что касается волейбола, то из-за плохого зрения я часто пропускал мячи, и меня перестали приглашать на игру. Остались три вида спорта, где я мог себя проявить.

Когда мне было десять или одиннадцать лет, я где-то прочитал, что в Англии в футболе изобрели систему «Даблью». Затем мне удалось узнать в чём заключается суть этой новинки. Она заключается в особом расположении игроков на футбольном поле. Так, например, игроки