Сбавляю темп, улетаю в блядское небо от того что медленно натягиваю ее. Горячо. Туго. Словно ножны в которые идеально входит заточенный клинок.

— Сука, — повторяю уже глядя прямо в ее глаза.

Ее губы раскраснелись, распухли от моих поцелуев.

Я не думал что может быть так охренительно. Знал бы, ни за что не полез.

— И как тебе, после твоих шлюх?

Проклятая девка. Снова тянется ко мне руками, подушечками пальцев ведёт по дорожкам мышц. Плотнее прижимает ногами, ловит темп. Трахаю как ублюдский романтик, как трепетное чмо. Это даже трахом с трудом назвать можно. Она выжала из меня все силы, обыграла как последнего лоха.

— Наслаждайся, я все равно скоро умру, — шепчет и прикрывает глаза.

Будто отключается от этого мира, стирает реальность, погружается в ощущения. Вырываю ее из забытья. Сжимаю в кулак короткие волосы. Тяну, заставляю запрокинуть голову и распахнуть глаза. Причиняю боль.

— Если ты и сдохнешь, то только на моем члене.

Делаю особенно глубокий толчок, будто ставлю им окончательную точку. Ее мышцы сокращаются, передают спазмы и это служит лучшим ответом из множества вариантов.

Она выжимает меня и здесь. Успеваю достать в последнюю секунду, спускаю на обнаженный живот. Вытираю об остатки ее одежды хер и направляюсь в сторону ванной комнаты, от греха подальше.

Я действительно должен ее убить?

Лежу несколько минут и просто смотрю в потолок. Выравниваю сбитое дыхание, пытаюсь привести в порядок чувства. Из ванной доносится шум воды, но он совсем не успокаивает. Не могу осознать произошедшее, не понимаю как на все это реагировать. Поднимаюсь и следую примеру Леона. Использую свои разодранные вещи как мочалку. Собираю клочки тонкой ткани и выбрасываю их в мусорное ведро. Быстро направляюсь в спальню и беру новую одежду. Не выбираю. Хватаю с полки первое попавшееся чистое белье. Домашние шорты и объемная белая футболка с мелким принтом из розовых пончиков. Даже в зеркало на себя не смотрю. Возникает чувство непонятного стыда, будто я сделала что-то ужасное. Господи, я же и правда сделала. Покорилась своему врагу. Сдалась на милость убийцы. Встреча с соучредителем дала ясно понять картину. Приоткрыла занавес на истинные мотивы окружающих. От меня требуются акции. Леон — всего лишь инструмент, который поможет их получить быстрее. И теперь когда он получил желаемое, наверное не станет долго церемониться. Иду на кухню, достаю из холодильника лотки с готовой едой. Аппетита нет, но не знаю чем ещё занять свои руки. Слышу, как в ванной перестает литься вода. Это провоцирует внутренний мандраж усилиться ещё сильнее. Он появляется в комнате абсолютно обнаженным. Даже не удосуживается обернуть вокруг бедер полотенце. Прячу глаза. Перекладываю пасту Болоньезе в сковороду. Щеки моментально вспыхивают, внизу живота мучительно тянет, когда разум начинает прокручивать недавние события. Даже не верится что это была я.

— Долго ещё возиться будешь? Жрать хочется, — как ни в чем не бывало, бросает он.

Заваливается на мой диван, включает мой телевизор. Ведёт себя как полноправный хозяин. Хочется воспротивиться его наглости, только понимаю что он и есть хозяин. Положения, ситуации и моей жизни.

Перемешиваю пищу, раскладываю на тарелки. Сервирую стол. Кладу нож и вилки. Когда наливаю в чашки черный кофе, он садится за стол. Не решаюсь повернуться, сжимаю в руке маленький нож. Мелькает безумная, но отчаянная мысль.

— В живот.

Вздрагиваю от его голоса и моментально оборачиваюсь. Леон продолжает есть, не отвлекается от трапезы. Начинаю думать что мне показалось, пока он не продолжает.

— В твоём случае, самым эффективным ударом будет колющий в живот. Когда брюшина повреждена, организм запускает что-то вроде защитной реакции, — рассуждает, поглощая пищу.

Его аппетит совсем не портится.

— Падает давление, замедляется пульс. Легко из строя выбить. А вот летальность на минимальном уровне. Много шансов, что не станешь убийцей. Тебя ведь это волнует? Иначе почему не воспользоваться пушкой?

Заканчивает говорить и нож выпадает из рук. Самопроизвольно. Ударяется о паркет и улетает куда-то под кухонные шкафчики. Словно магия спадает, исчезает оцепенение стоит утихнуть его голосу.

— Ешь, — добавляет коротко и указывает на тарелку поставленную для меня.

Я сажусь рядом, но есть не собираюсь. Не смотрю на Леона, потому что его вид сбивает меня с толку. Сидит за моим столом. Ест мой ужин. Рядом. После того, как мы...

Комок мыслей гуще манной каши, которую в детстве я терпеть не могла. Наверное должна подумать о произошедшем. Но не могу. Это наваждение. Помутнение. Я упала в обморок и мне все привиделось? Я бы могла убедить себя в этом, если бы не тянущая боль внизу и дрожь в ногах. Ковыряю еду, но аппетита нет. А Леон наоборот, с особым удовольствием опустошает свою тарелку. Смотрю только на его руки.

— К этому все шло. Не обязательно анализировать и искать смысл. Иногда секс — это просто секс. Без ебаного контекста, — зачем-то объясняется он.

Тоже думает об этом?

— Я не хотела.

Иду наперекор, хотя есть ли уже смысл? Вижу изменения в лице. Задевает?

— Ты не будешь есть? — указывает взглядом на мою тарелку.

Вместо ответа я поднимаюсь и сметаю содержимое в урну. Хочу исчезнуть, испариться. Моя квартира никогда не казалась мне маленькой, но сейчас я чувствую что в одном помещении нам тесно.

— Оденься, — кидаю на ходу и ухожу в спальню.

Не понимала раньше для чего на новомодных дверях есть замок. От кого скрываться в собственной квартире? Сейчас понимаю. Щелкаю замочек и ложусь на кровать. Рыдания выплескиваются из меня, но я крепко прижимаю к себе подушку. Она единственная, кто знает о том что творится со мной.

Раздираю шелк ногтями, вымещая всю свою слабость. И я плачу не из-за того, что стала с ним ближе. Переспала с убийцей. Нет. Я плачу потому, что боюсь. Боюсь, что этого больше не повторится.

Боюсь, что я ему не нужна. Единственному, кто пытается оградить меня от всего. Пусть грубо, не правильно, извращенно, но в этом я начинаю видеть ту самую особенность, за которую многие бы отдали жизнь. Я бы отдала.

Когда тебе едва двадцать, в один миг ты лишилась семьи и тебя пытаются убить – поверить кому-то сложно. У меня слишком мало было времени для того, чтобы жить. Чтобы научиться различать убийцу от спасителя. Как понять, как принять то, что у них одно лицо?

Мои раздумья прерывает тихий щелчок. Я замираю и даже слезы повинуются и перестают капать. Все в этом доме подчиняется ему. Замки, мои слезы, мое тело. Я напрягаюсь, когда широкая ладонь ложится на мое бедро. Садится и мягкая кровать слегка проседает.

— Я закрывала дверь.

— Да? — искренне удивляется.