Отец, словно великан, вырос у него за спиной, обхватил, прижал к себе, лишив китайца возможности двигать руками. Вонг дернулся, подпрыгнул, резко запрокинув голову, разбил затылком генералу нос. Ударил еще раз. Но отец держал его крепко, навалился всем весом, сильнее сжимая в объятиях.

Перед глазами у меня поплыли круги, Вонг с генералом слились в один силуэт. Где-то далеко в сознании прозвучал сигнал мнемочипа о нехватке в крови кислорода. Линза с инфракамерой сменяла один спектр за другим, пытаясь откалибровать изображение, когда в комнате что-то неуловимо изменилось.

Воздух будто загустел, стал упругим, облепив тело, как гидрокостюм. На стенах вспыхнули красные нити, протянулись ко мне, очертили предметы и людей, наполнили их силуэты красками пульсирующих аур. Среди них я распознал четкий затухающий сигнал генеральского мнемочипа, который, израсходовав микрозаряд стимулятора в аорте, запустил отцу сердце, и оно вот-вот должно остановиться вновь. Импланты в его теле не функционировали, одному богу известно, каких усилий ему стоило удерживать Вонга столько времени в объятиях.

Вдох. Выдох. Снова вдох. Я начал хватать воздух ртом, боль в плечах еще была, но мышцы уже сокращались, получая сигналы приходящей в норму нервной системы. Красные нити вошли в мое тело, накачивая его силой. Еще миг, какая-то доля секунды, и я смогу сокрушить одним ударом Вонга. Аура китайца дышала огнем, ядро находилось в голове, обжигая энергией, готовой в любой момент выплеснуться наружу.

Я осознал, что могу продлить на мгновения жизнь отцу, перенаправив потоки силы, текущие по нитям, но тогда не успею прикончить Вонга – его пылающий костер достиг пика. Китаец громко выдохнул, издав боевой клич, освободился от захвата, вскинул руки…

Все что я сделал: просто свел ладони вместе. Не знаю почему, мною будто управлял кто-то извне, подсказывал, опережая мысли. Красные нити обвились вокруг шеи Вонга, его громкий клич сменился хрипом, аура погасла, не сразу, постепенно затухая, словно лампа накаливания, провод от которой выдернули из розетки, и слабые токи еще текли в патрон.

Перед глазами у меня снова была комната, умирающий генерал лежал на полу, Вонг стоял с неестественно вывернутой шеей, касаясь затылком своего плеча. Улыбка застыла на мертвом лице.

Я сильно толкнул его и, потеряв равновесие, опустился на пол рядом с отцом. Потянулся к нему, но в комнату забежали солдаты, схватили меня за плечи, отшвырнули к стене, приложились ногами по ребрам, выбив воздух из легких.

Машинально закрывшись руками, я смотрел сквозь пальцы на отца: в его глазах угасала жизнь, губы слабо шевелились, но за криками и солдатской бранью слов не было слышно.

Они бы забили меня до смерти, не появись в комнате Бланк. Он гаркнул на бойцов, те расступились, один все-таки съездил мне наотмашь по лицу, его оттеснили кибертехи, по приказу капитана подхватили меня под руки и быстро поволокли прочь по коридору, в направлении залы с портальной машиной.

Неизвестная сила, позволившая прикончить Вонга, покинула меня. Ребра ныли, саднила челюсть, глаз с линзой почти ничего не видел, мнемочип сигналил о срочной необходимости обратиться в медблок, пройти обследование. Я пытался сосредоточиться, осознать происшедшее в комнате, но мысли разбегались, перед внутренним взором маячили лица Вонга и умирающего отца, спасшего мне жизнь. Он все-таки оказался другим, не таким, как я думал о нем совсем недавно. Он хотел, чтобы я остался жив, эмоции выдали его вчера во время первой нашей встречи, просто отец не стал подробно говорить о своих планах, точнее, попробовал, но увидел: я не готов, не хочу его слышать, даже не пытаюсь… Он был жестким волевым человеком, скупым на похвалу, но в нем всегда жила частица любви, и он дарил ее мне, дарил при любом удобном случае, пряча за спартанской маской суровости теплоту и нежность. Как жаль, что я быстро вырос и забыл об этом.

Теперь ничего не вернуть, время неумолимо движется вперед, остались лишь два важных дела: любой ценой освободить Миру и дочь и прикончить Бланка.

Когда в зале перед нами раскрылась защитная мембрана, у портальной машины находился лишь Нойман. Он сильно сдал за минувшие сутки, казалось, постарел еще лет на десять. Сгорбившийся дряхлый старик в рабочем халате смотрел на меня не с жалостью и сочувствием, и даже не с испугом, а с какой-то одному ему понятной мукой в глазах, будто желал оказаться на моем месте и скорее умереть, чтобы не видеть происходящего, никогда не узнать, что случится потом.

Кибертехи бросили меня на пол, встали по бокам от постамента, где покоилась сфера, следом за нами вошел капитан. Прозрачная мембрана беззвучно заросла у него за спиной и помутнела, скрыв нас от взглядов бойцов, оставшихся в командном центре возле мигающего лампочками оборудования.

– Вы оба, – Бланк ткнул в меня пальцем, затем в старика Ноймана, – запускайте установку, живо!

Я с трудом поднялся, провел рукой по лицу и уставился на запачканную кровью и еще чем-то склизким ладонь.

– Чего вылупился, мастер? – капитан шагнул ко мне, ударил по предплечью. – Забыл, как выглядят ошметки чужих мозгов? – Он указал на бугристую матовую полусферу и гаркнул: – Объясни профессору, как работает машина!

Ссутулившийся Нойман смотрел на меня снизу вверх, в его взгляде была мольба. Узкое изрезанное морщинами лицо посерело, он безмолвно взывал ко мне глазами: «Давай, сынок, прекратим все это скорей, и пусть солдаты нас прикончат».

– Отойдите все, – сказал я.

Кибертехи посмотрели на капитана, и тот кивнул. Я шагнул к полусфере, когда Нойман с Бланком встали напротив в отдалении. Занес руки над бугристой поверхностью и приготовился почувствовать обжигающий жар и холод одновременно.

Далекое, забытое воспоминание всколыхнуло что-то неведомое, доселе дремавшее во мне, обострило чувства до предела, заставило пальцы дрожать от напряжения. Если коснусь поверхности, она вспыхнет алым, между нижними концами стержней над головой возникнет яркий сияющий шар, выстрелит молниями…

Бланк подался вперед, сжав профессору локоть, увлек за собой.

– Что ты делаешь? – выдохнул капитан. – Говори, научи его пользоваться установкой!

И толкнул Ноймана к постаменту.

Я не мог ему объяснить, и даже если б хотел, у профессора ничего бы не получилось. Все происходило само по себе. Древняя машина предтеч почему-то признала меня за своего. Непостижимым образом посчитала частью, создателем, хозяином… Я не знал, какой термин тут больше уместен. Может, виной тому было строение моей нервной системы, а может – биосин, та самая капля, которую ввела мне Мира перед походом на болота два года назад. Именно там я нашел пятый маяк, случайно проник внутрь, когда решил передохнуть, заплутав в непроглядном мареве, присел под основанием облепленной грязью капсулы из металла, над которой в тумане чернел остроконечный стержень. Коснулся стены рукой и провалился в пустоту. Решил, что у меня галлюцинации, от ядовитых испарений помутился рассудок, зашарил пальцами вдоль пояса, в поисках подсумка со сменными фильтрами для противогаза, и понял: я внутри капсулы, то есть маяка. Пол был шершавый, на вид из базальта, светлые стены с серыми прожилками мерцали слабым сиянием, под потолком виднелся кусок стержня.