Он, в частности, не раз в присутствии членов Президиума Верховного Совета СССР или руководителей республиканских партийных организаций как бы в шутку обращался к председателю КГБ Крючкову:

– Ну что ты, Владимир Александрович, все свою линию гнешь, себе на уме…

Горбачев тем самым давал почувствовать окружающим, что в руководстве не все так гладко, как кажется, и что лично Крючкова Генсек ЦК КПСС, он же Президент СССР, подозревает как минимум в некой нелояльности, а может быть, и в сопротивлении реформам.

Эхо таких слов иногда отзывалось в прессе. Появлялись публикации о «сторонниках реформ» и «реакционерах» в партийном и советском руководстве. Конечно, большинство из тех, кого журналисты называли «реакционерами», таковыми не являлись. Скорее, эти люди были традиционными для политического сообщества консерваторами. Привязка к термину «реакционер» объяснялась, вероятно, тем, что развившаяся к тому времени критика реформ «изнутри», со стороны определенной части КПСС, инкриминировала руководству партии, и прежде всего Горбачеву, ревизионистские тенденции, отход от ценностей социализма, от социальных завоеваний, намерение реставрировать несоциалистические порядки.

После того как я оставил дипломатическую работу и занял пост первого секретаря Северо-Осетинского областного комитета КПСС, меня в силу занимаемой должности приглашали на пленумы ЦК, хотя в его состав я еще не входил. В конце 1989 года я оказался свидетелем обсуждения вопроса о создании российской компартии. Мотивировка была следующей: республиканские структуры КПСС существуют во всех союзных республиках, а Россия осталась обделенной. Недальновидность данного суждения меня поразила. Ведь в политическом смысле появление российской компартии было эквивалентно легализации центробежных тенденций в других национальных компартиях. Уж если в России – в самой основе и центре притяжения Советского Союза – коммунисты создают собственную политическую организацию, то что же остается делать эстонским, литовским, киргизским коммунистам…

Рупором этого движения стал первый секретарь Краснодарского краевого комитета КПСС Иван Кузьмич Полозков. Впоследствии он некоторое время возглавлял российскую компартию.

Для того чтобы помешать стремлению российских сепаратистов изолировать РСФСР от общегосударственной системы СССР, Лукьянов настоял на том, чтобы поднять статус автономий в составе РСФСР и других республик до уровня пятнадцати союзных республик, которые образовывали Союз ССР. Это было крайне опасно. По Конституции РСФСР 1978 года шестнадцать автономных республик получили статус советских социалистических республик в составе России. Их попытались вывести из-под российской юрисдикции путем заключения с ними, а также с остальными пятью автономиями и со всеми союзными республиками особых договоров от имени Центра. По принципу «1 + 15 + 21». По замыслам организаторов этой акции, вероятно, она должна была ослабить стремление ельцинского руководства к суверенитету. Однако результат оказался другим. Контроль союзной власти над автономными республиками был утрачен, они повели себя непредсказуемо. Вместо того чтобы укреплять государствообразующие позиции Центра, ряд автономий, и не только в России, заявили о своем «государственном суверенитете», опередив даже некоторые крупные союзные республики. Продолжилась так называемая война законов. Некоторые республики отказывались перечислять средства в союзный бюджет. В результате ущерб наносился экономике всей страны. Это сделало государственное устройство СССР еще более неустойчивым, а в некоторых регионах послужило детонатором межнациональных конфликтов, отзвуки которых слышны по сей день.

Между тем политическая ситуация в СССР в целом развивалась по собственному, трудно предсказуемому, стихийному сценарию. Переплетение сугубо внутренних, по-своему неповторимых причин и следствий было настолько плотным, что внешние политические рецепты, даже казавшиеся разумными, было крайне трудно применить во все более усложнявшейся обстановке. Войдя в режим поиска путей обновления и совершенствования СССР, страна попала в такой вихрь событий, что ведущие политики страны едва ли могли предвидеть ту драматическую роль, которую им предстояло сыграть в самом ближайшем будущем.

Было очевидно, что после того, как в 1989 году была отменена 6-я статья Конституции СССР, фиксировавшая руководящую роль КПСС в советском обществе, партия уже не могла рассчитывать на автоматическое продление своего влияния. Чтобы не оказаться в хвосте политических процессов, надо было искать новые силы и резервы. Именно эта потребность не в последнюю очередь вызвала появление в СССР поста президента. 15 марта 1990 года III Съезд народных депутатов избрал Президентом СССР Горбачева. Коренная перестройка государственной системы, осуществлявшаяся во многом без продуманного стратегического плана, объективно требовала появления органов, институтов, структур, которые могли бы стабилизировать политическую ситуацию, придать реформируемому государству необходимые ему управляемость и завершенность.

…После громкого заявления Эдуарда Шеварднадзе 20 декабря 1990 года на IV Съезде народных депутатов о том, что он покидает свой пост, в политических верхах у нас, да и за рубежом обсуждался вопрос: а кто придет на смену?

В Госдепе США считали, что выбор может пасть на кандидатуру А.А. Бессмертных, первого заместителя министра внешних сношений, так тогда переименовали советское министерство иностранных дел, передав ему функции внешнеторгового ведомства. В то же время американские аналитики среди возможных кандидатур называли Евгения Примакова и Александра Дзасохова. В книге Майкла Бешлосса и Строуба Тэлбота «Измена в Кремле» подчеркивалось, что приход академика Евгения Примакова на должность министра вызывал тревогу в Вашингтоне в связи с тем, что он был посредником между Москвой и Багдадом во время кризиса в Персидском заливе, а появление в этой должности Александра Дзасохова, являвшегося членом Политбюро, могло бы привести к попытке восстановления «коммунистических постулатов в советской внешней политике».

О моей кандидатуре говорили с Горбачевым его главный внешнеполитический советник Анатолий Черняев и член президентского совета Вадим Медведев. Я узнал об этом значительно позже, потому что с головой был погружен в завершение работы над новой программой партии. Если бы я участвовал в обсуждении этого вопроса, несомненно назвал бы Евгения Максимовича. Министром же стал А.А. Бессмертных. Зная отношение Бессмертных к Евгению Максимовичу, могу сказать, что он тоже был бы за Примакова…

Апрельский Пленум ЦК КПСС 1991 года оказался самым скандальным за все годы перестройки. С самого начала в его атмосфере царило беспрецедентное напряжение. Разброс взглядов и позиций делегатов был огромен. Бросалось в глаза ослабление доверия между Генеральным секретарем, с одной стороны, и лидерами местных партийных организаций – с другой.

Пленум проходил в очень неблагоприятное для партии время. Отношение к КПСС в обществе за последние месяцы изменилось к худшему. Социологические исследования показывали, что авторитет КПСС, и особенно ее руководства, резко снижается. Верхняя граница доверия населения к партии не превышала 20 процентов, нижняя опускалась до 7 и даже до 3 процентов. Все говорило о системном кризисе.