Именно после XXVIII съезда работники ЦК начали чаще выезжать на места. Задача состояла в том, чтобы выяснить настроения в парторганизациях, узнать, что, по их мнению, надо делать в первую очередь.

Когда наши сотрудники начали возвращаться из командировок, выяснилось, что на местах имеют смутное представление о том, что же на самом деле происходило на съезде. Согласно принятым документам, продвижение к рыночным отношениям становилось одной из важнейших задач партии. Но в первичных организациях восприятие рынка как ведущего экономического принципа оставалось неоднозначным. Одни боялись и не хотели перемен, другие надеялись на них, как на панацею. Еще один важнейший вопрос, требовавший разъяснений, – взаимоотношения партии и Советов. Немало активистов полагало, что к КПСС по-прежнему предъявляются требования времен Брежнева, Андропова, Черненко. Необходимо было объяснять, в чем заключается новая роль партии в реформирующейся политической системе. Очень важно было вовремя осознать, что КПСС – это уже не главный распорядитель в государстве, а партия – в собственном смысле слова – организация с четкими программными целями и дисциплиной, которая влияет на политику государства через своих представителей в его органах. Это была сложная задача, и, как ее решать на практике, вряд ли кто-либо знал в те дни. К тому же шаги в сторону плюрализма воспринимались большой частью партактива как вынужденный уход из государственных и общественных органов. В такой ситуации переосмыслить предстояло очень многое. Надо было объяснить, что такое теперь членство в партии, партийная работа и влияние, показать, зачем вообще нужны теперь политические организации, если новое, «правовое» государство возьмет на себя роль гаранта прав граждан, станет проводить социально ориентированную политику, обеспечит всем равный доступ к средствам массовой информации.

После съезда я договорился с главным редактором «Правды» Фроловым о том, что в течение ближайших недель газета опубликует развернутые материалы по всем решениям, принятым съездом. В те дни «Правда» была не единственной нашей опорой в СМИ. Изданий, которые интересовались партийной жизнью и публиковали о ней объективную информацию, было немало. Однако за годы перестройки СМИ серьезно изменились. Летом 1990 года вступил в действие закон СССР о печати, гарантировавший свободу распространения информации. Освещение решений съезда в прессе отличалось большим разнообразием. Разноголосицу подпитывал газетно-журнальный бум, начавшийся после принятия закона о печати. Уже к концу года Госкомитет по печати СССР зарегистрировал 1250 периодических изданий. 450 изданий прошли регистрацию в Министерстве печати и информации РСФСР, свыше 200 – в Московском Совете народных депутатов.

На что напирала новая пресса? К моменту моего избрания в Политбюро очень популярной была тема партийно-государственных привилегий, причем ее сознательно инициировал сам Ельцин, который для этого проехал в троллейбусе и завел медицинскую карту в обычной районной поликлинике.

В первые же дни пребывания в новой должности я убедился, что пресловутые привилегии, о которых много писали газеты, остались в прошлом. Члены Политбюро передвигались по столице на отечественных «Волгах». У нас не было, как у наших предшественников, персональной охраны. Мы летали в командировки рейсовыми самолетами и получали зарплату лишь в 1200 рублей, что не было ни привилегией, ни чрезмерно высоким по тем временам заработком. Правда, сохранялось право пользования дачей, но уже не персональной, как раньше, а общей, в дачном поселке.

Разумеется, публикации на тему номенклатурных привилегий, которых уже не существовало, как и самой номенклатуры, вызывали чувство досады. Но времени на выяснение отношений не было. Важно было как можно быстрее наладить рабочий диалог с руководством новых популярных изданий. Идеологический отдел ЦК не мог директивно влиять на работу «некоммунистических» средств массовой информации. Немыслимо было указывать журналистам, о чем и как писать, на что обращать внимание читателей, какие мнения публиковать.

Первое совещание с главными редакторами ведущих СМИ я провел уже 24 июля 1990 года, через десять дней после избрания секретарем ЦК. Начал со слов о нелегком труде редактора. Выразил признательность всем, кто освещал работу партийного форума. Наконец, сообщил, что в гостинице «Октябрьская» в Москве открывается постоянно действующий пресс-центр ЦК КПСС, где я как секретарь ЦК буду регулярно выступать.

После этого стали задавать вопросы. Один из самых острых – о массовом выходе из партии. Я предостерег от одностороннего освещения этого процесса. Действительно, в 1989 году из КПСС по собственному желанию вышло 136 тысяч человек, за шесть месяцев 1990 года – свыше 366 тысяч человек. Пресса подробно писала об этом. Но при этом умалчивалось, что только в 1989 году в партию вступили 313 тысяч новых членов. Другими словами, за тот год число коммунистов выросло, но многие издания этого «не заметили».

Руководители СМИ были крайне обеспокоены навалившимися на них экономическими и финансовыми трудностями. В то время поднимались цены на бумагу, росла стоимость типографских услуг. Некоторые издательства чувствовали, что рискуют вскоре не свести концы с концами. В десяти – двенадцати регионах партийные типографии отказались печатать молодежные издания. Даже «Комсомольская правда» – самая массовая молодежная газета в СССР – столкнулась с серьезными проблемами. Положение тогда удалось поправить. Областным комитетам партии, которые курировали деятельность типографий, находящихся в собственности КПСС, по моей инициативе было рекомендовано не допускать пренебрежительного отношения к молодежной прессе.

Первое совещание с руководителями СМИ показало, что проблем у журналистов достаточно. Возникало много вопросов, связанных с правом собственности на издания, полиграфические базы. Ситуация в партии, политические оценки текущих событий также всех интересовали. После двухчасового разговора было решено проводить подобный обмен мнениями каждую неделю.

Атмосфера наших встреч соответствовала духу времени. Не было директив, императивных указаний. Правда, постепенно аудитория «вымывалась». Если сначала в совещаниях участвовали представители почти всех общесоюзных газет, то впоследствии руководители ряда изданий – «Комсомольской правды», «Известий» и некоторых других – почти перестали приходить на Старую площадь. А мы перестали их приглашать, полагая, что свободная пресса вправе самостоятельно выбирать источники информации.

Постоянный, заинтересованный контакт с ЦК поддерживали только некоторые СМИ. Чаще, чем с другими главными редакторами, приходилось общаться с председателем Гостелерадио Кравченко, генеральным директором ТАСС Спиридоновым, главным редактором «Труда» Потаповым. Заходили и другие, однако возможность в полной мере опираться на прессу была ограниченна.

Режим работы был почти экстремальный. Чуть ли не ежедневно Горбачев, иногда в час ночи или позже, звонил мне домой и начинал отчитывать на повышенных тонах: «Ты понимаешь или нет, в газетах про нас снова измышления!» Было очевидно, что Генсек, он же главный архитектор многопартийности и плюрализма, не был готов к восприятию новой неординарной ситуации. Оппозиция же в поисках компромата не останавливалась ни перед чем. Так было сфабриковано и вписано в стенограмму Пленума ЦК мифическое возмущение Б.Н. Ельцина по поводу «вмешательства» в дела Московского горкома КПСС со стороны Раисы Максимовны Горбачевой, хотя ничего подобного, то есть ни «возмущения», ни тем более «вмешательства», не было.