Но я забежала далеко вперед – пока что мы находились в полном упоении друг от друга и никаких недостатков не замечали. Как он мне нравился! Особенно волосы – от усиков, честно говоря, я не была в таком уж восторге, но зрелище длинных волос Андрэ, рассыпающихся по его обнаженным плечам и спине, просто приводило меня в экстаз! В нем было удивительное сочетание мужественности и хрупкости, силы и нежности. Иначе, чем «душа моя» и «ангел», Андрэ ко мне не обращался, а я придумала звать его «Андрик» – он только посмеивался. Но самое нежное слово, которое просто прошибало меня насквозь, было прозвище «Птенчик» – когда он назвал так меня в первый раз, я чуть не заплакала:

– Я что, так жалко выгляжу? Как птенец?

Ну да, что-то от птенца во мне и правда было: короткие волосы торчали перышками, нос слегка заострился – я никак не могла поправиться до прежнего веса.

– Почему – жалко?! – удивился Андрик. – Ты выглядишь умиляюще!

– Умоляюще?! Или умильно?

– Нет, как это… Умилительски… Черт! Ты меня умиляешь, вот!

– Никто… Никто и никогда… – Я не смогла договорить, потому что горло сжало спазмом, но Андрэ понял:

– Да, меня тоже. Никто и никогда не любил так, как ты.

В один из дней я провела Андрика по усадебному парку, ближнему и дальнему, показала все наши достопримечательности: пруд, мостик, ротонду, пионера и девушку с разбитым кувшином. А когда мы добрались почти до самого края дальнего парка, больше похожего на лес, я предложила сходить на кладбище, которое было уже совсем недалеко: я знала короткий путь.

Мы пробрались по узкой тропинке среди кустов, вошли в ограду и молча постояли около трех надгробий: простой деревянный крест у Онечки – так она сама захотела, и две маленькие гранитные стелы у Маняши и мамы. Обратно мы пошли обычной дорогой и были так заняты друг другом, что ничего вокруг не замечали.

Когда мы подходили к повороту, меня вдруг что-то сильно ударило в спину – сначала я даже решила, что кто-то бросил камень! Но это был не камень. Я оглянулась: с одной стороны дороги шел длинный забор, а с другой было заброшенное поле, на котором сейчас виднелись небольшая группа людей и несколько машин, среди которых я узнала лимузин Лыткина и джип его охраны. Сам Лыткин стоял у джипа и смотрел на нас – это его взгляд так меня задел.

Я взяла Андрика за руку и быстро увела за угол забора. Мне вдруг стало тревожно на душе. Что он тут делает, Лыткин, посреди поля?!

– Кто это? – спросил Андрэ, который очень чутко чувствовал мое настроение.

– Это мой бывший, Джуниор. Петя Лыткин. Я рассказывала тебе, помнишь?

Тень неясной тревоги скоро рассеялась, и я забыла эту случайную встречу. Андрик уехал, мы каждый день болтали по скайпу, я летала, не чуя под собой земли, и вся светилась от счастья. Я больше не чувствовала себя пустотелым сосудом с черной тоской – нет, меня наполняла любовь!

Все сразу же заметили мое состояние, и я вдруг оказалась окружена целым морем симпатии и тепла, так что мне стало стыдно: и как я могла думать, что никому нет до меня дела?! Все улыбались мне, без конца говорили комплименты, и я расцвела.

Для полноты счастья мне ужасно не хватало Федора Николаевича, который последнее время вел себя странно: все время куда-то исчезал – по делам, как он говорил. Что за загадочные дела? К тому же он сильно сдал – больше обычного хромал, задыхался и потел. Наконец он появился в Усадьбе, я помчалась к нему и с порога огорошила своими новостями:

– Я замуж выхожу!

Федор Николаевич, выглядевший до этого весьма усталым и мрачным, сразу просиял:

– Леночка! Как я рад за вас! Вы даже не представляете, как я рад!

Выслушав подробности, он обрадовался еще больше:

– Да это просто чудо какое-то! И когда же вы уезжаете?

– Ну что вы, Федор Николаевич! Я вас не брошу так сразу!

Я рассказала про нашу идею жить на две страны, и он задумался. Потом вздохнул и покачал головой:

– Послушайте моего совета, Лена! Выходите замуж и уезжайте. Так будет лучше.

– Для кого?!

– Для вас.

Мне стало не по себе.

– Что-то случилось, чего я не знаю, Федор Николаевич?

– Да. Я не хотел вам рассказывать – вы были в таком депрессивном состоянии. Но теперь у вас все хорошо, и к тому же есть поле для отступления…

– Федор Николаевич! Рассказывайте немедленно! Не томите!

– Ну, хорошо. Хотя ничего хорошего. Первая новость – со мной не станут продлевать контракт.

– Понятно… Что, нашли кого-то своего?

– Не в этом дело. Искать им не надо – вы мой естественный преемник. Но дело не в директоре, а в самой Усадьбе. Они решили ее продать.

– Как?! – изумилась я. – Разве это возможно?!

– Теперь всё возможно. Мы же памятник местного значения! Наша охранная зона – никакая на самом деле не охранная. Мотивируют они это так: в нас вложено много денег, отдачи в бюджет никакой, они не могут дальше нас содержать, всякое такое. Поэтому они рады спихнуть нас с бюджета на руки благодетелю и меценату, который сделает денежные вливания и музей расцветет. Все подготовлено очень грамотно, мы даже не можем апеллировать к общественности: все же делается к лучшему! Для начала они закроют нас на капитальный ремонт – уже намечено здание в городе, куда переведут фонды. Помните старую библиотеку? Вот туда.

– Но… Это же аварийный дом! И места там мало! Как мы будем там работать?!

– Лена! Я вас умоляю! Что мы увидим тут после ремонта, трудно даже предположить. Охранную зону они продают, а сам дом с ближним парком отдают в аренду на девяносто девять лет. Потом потихоньку переоформят в полную собственность.

– Кому продают-то?! Кто этот… меценат?!

Федор Николаевич выразительно посмотрел на меня, и я догадалась:

– Лыткин?! Зачем ему это надо?!

– Он хочет застроить все коттеджами. На участок поля за прудом уже есть проектная документация.

Я вспомнила группу людей и машин на поле – так вот оно что…

– И мы ничего не можем сделать?!

– Боюсь, что нет. Все это время я пытался как-то помешать процессу, но безрезультатно. Я даже был на приеме у министра культуры, просил, чтобы федералы взяли нас к себе. Но им сейчас не до нас – нынешнего министра снимают, придет новый, предстоит смена аппарата. Сами понимаете. Так что пишите заявление, я подпишу. И уезжайте с Богом.

– Интересно… – задумчиво протянула я. – Во сколько же это обошлось Лыткину? Вы, случайно, не знаете?

– Случайно знаю. – Челинцев озвучил мне сумму, и я удивилась:

– Что-то дешево! Или нет?

– Леночка, это же официальная сумма.

– А, ну да. А неофициальная?