а затем надев на меня черный тяжёлый халат, гораздо большего размера, чем мне требовалось, снова повёл за собой. Я повернула голову и увидела себя в зеркало.

— Халат… Чёрный… — дрожа заметила я.

Жрец внимательно посмотрел на меня:

— И что? Эрро обидится? Прочитаешь лишнюю молитву, простит…

— Я уже полгода ношу только белое… Ненавижу белый цвет… Ненавижу Эша… — на моих глазах навернулись слёзы.

— Меня ты тоже ненавидишь, и ничего… — устало сказал Рэддем, подводя меня к кровати.

— Я не ненавижу тебя.

— Перестала? — я кивнула, — и его перестанешь.

— Нет, его не перестану. Он мне изначально не нравился.

Рэддем достал из шкафа черную рубашку и протянул мне:

— А я изначально нравлюсь? — на его щеках заиграли ямочки от широкой улыбки.

— Нравишься, — кивнула я.

На его лице отразилось что-то непонятное.

— Так, Мира, переодевайся в рубашку, поспишь в ней. В халате неудобно будет. Я приготовлю что-нибудь согревающее.

Он вышел, а я переоделась в рубашку, которая невыносимо опьяняюще пахла Рэддемом.

Жрец вернулся, протягивая мне бокал с чем-то бордовым.

— Что это? — нахмурилась я.

— Я не целитель, так что это глинтвейн, хотя надо бы какое-то исцеляющее зелье.

Я отпила из бокала:

— Вкусно, — это правда было так.

— Ну так конечно, — усмехнулся жрец, потом серьезно добавил, — жалуйся.

— Что?

— Что болит? Завтра день будет сложный, ты просто обязана быть в форме.

— Душа болит. Вылечишь?

— Вряд ли… — серьезно ответил жрец, опустив глаза, — А помимо?

— Всё тело болит, как будто по мне слон прошёлся… Я завтра не то, чтобы стоять не смогу, с постели не встану…

— Ложись, сделаю массаж, — спокойно сказал жрец, — мышцы разомну, должно стать легче…

— Мы чародеи, мы же можем…

— Не можем, Мирабель, уверен сейчас они отслеживают каждый магический всплеск.

Я отставила пустой бокал и легла на живот. Рэддем начал руками разминать мою спину, сквозь рубашку. Это было больно и приятно одновременно. Тело постепенно расслаблялось, а в голову закралась навязчивая мысль о том, что рубашка была явно лишней. Он сел мне на ноги, моё лицо начало гореть от осознания, что на мне нет белья. Да и я почувствовала его твердую плоть. Руки Рэддема забрались под рубашку, я слегка прогнулась в спине и почувствовала его внутри себя. Продолжая массировать моё тело, жрец двигался ритмично и напористо. Я не сдерживала звуков, рвущихся изнутри к моим губам. Рэддем освободил меня от рубашки и положил руки на грудь, зубами впился мне в шею. Я чувствовала: он тоже по мне скучал, а я… Как же ждала его. Он развернул меня резким движением и снова вошёл, наши глаза встретились, он поцеловал меня жадно, глубоко. Только с ним одним могло быть так хорошо, я ощущала, что я полностью в его власти, подчинена ему, принадлежу ему одному: каждый вдох, каждый стук сердца, каждая клеточка моего тела… Руки и губы Рэддема блуждали по моему телу, он ускорил темп, оказываясь всё глубже. Тихий стон сорвался с губ Рэддема, мы одновременно дошли до финальной точки, чувство эйфории охватило меня. Никогда ещё я не была так счастлива. Всё, что произошло в этот день как будто стёрлось из моей головы. Были только я и Рэддем и наше тяжёлое сбившееся дыхание.

Я снова была в его душе, только на этот раз меня не трясло, как осиновый лист. Позже, я надела его рубашку и вернулась в кровать. В голове возникла неприятная мысль: он знает, что нравится мне, так он "приводит меня в порядок". Рэддем нырнул ко мне под одеяло и, обвив руками, подтянул к себе. Дождь барабанил по стеклу, в комнате было прохладно, а жрец был тёплый и через чур нежный, что совершенно ему несвойственно.

— Ты по мне скучал? — спросила я в темноту, потому что свет он потушил.

— Разве не заметно? — я слышала улыбку в его голосе.

— Не знаю…

— Скучал, Мирабель и сильно, — вздохнув, негромко ответил Рэддем.

— Не отдавай меня ему…

— Когда я вижу тебя с принцем или слышу, как ты о нем говоришь, у меня возникает одно единственное желание — убить его. Но я умею отлично держать себя в руках. Ни тебе ни мне это счастья не принесло бы.

— Он противен мне, понимаешь?

— Мы можем попытаться убежать, Мирабель. Но скорее всего не доберёмся даже до границы Империи. Да и с жителями других государств не затеряемся. У них иной цвет кожи…

— Ты думал об этом? — удивилась я.

— Думал, — почти шепотом отвечал он, — единственный вариант, Мира, переиграть твоего принца…

— Не называй его моим.

— Ну он твой, он влюблён.

— А ты чей? — моё сердце билось, как бешеное. Я пожалела, что спросила, это же Рэддем, сейчас он вернёт меня на землю с облаков.

— Ну а как ты думаешь, если я всё время возле тебя кручусь? — усмехнулся он.

— Ты ещё и возле Дуи крутишься, — надувшись сказала я.

— Не я возле неё, а она возле меня, это большая разница.

— У тебя с ней что-то было?

— Зачем спрашиваешь? Знаешь ведь, ответ не понравится, — мне стало больно от его слов, — у меня бывает секс с девушками, Мирабель, это просто физиологическая потребность.

— Как сейчас? — я закусила губу, чтоб не заплакать.

— Я идиот по-твоему, ставить на карту всё, чисто из-за физиологической потребности? А когда я с тобой, Мира, я рискую всем, что у меня есть, включая тебя.

Он навис надо мной, нежно гладя по щеке. Чего я не ожидала от Рэддема, так это нежности. Он смотрел так, как никогда раньше, я, кажется, забыла, как дышать.

— Я сотворил ужасную глупость, опять, — его голос звучал серьёзно и с нотками страсти, — ты причина всех моих безрассудств, — он снова поцеловал меня.

Мне хотелось раствориться в нём, быть настолько близко, насколько это возможно. С Рэддемом было хорошо, когда была только страсть, но когда к страсти присоединилась ещё и нежность… Это была самая прекрасная ночь. Но пришло утро, которое вырвало меня из сильных обьятий любимого мужчины, и вернуло осознание того, что всё теперь изменится.

Часть 18

Утро было самое отвратительное в моей жизни. Рэддем разбудил меня поцелуем и это было прекрасно, но всё вокруг говорило о том, что нашей с ним ночи пришел конец. За окном было темно, было слишком рано. Жрец протянул мне кофе.

— Через несколько домов живёт Данайа. Там, думаю, ты сможешь найти платье, ну и всё необходимое для того, чтоб собраться, — он снова был серьезный невозмутимый и собранный, — я провожу тебя и уйду, на всякий случай. Зайду перед тем, как