Без ума от марены

Покинув мрачный остров Хиос и его печальных обитателей, наш путешественник, вероятно, поплыл на север, в Константинополь – ныне Стамбул, – где, как он думал, могли закончиться его скитания. До него сюда прибыли тысячи сефардских евреев, открывая магазины и синагоги, оплакивая тех, кто умер, но и радуясь возможности начать новую жизнь. Это, конечно, была не земля обетованная, но по крайней мере безопасная территория, посчитал он, найдя себе комнату в еврейском квартале и объявив, что готов делать музыкальные инструменты на заказ. Сначала все его мысли были сосредоточены на открытии своего дела, но, думаю, вскоре он не смог удержаться от знакомства с городом. Лютни были завезены в Испанию в IX веке арабами, само название инструмента по-английски происходит от арабского слова «аль-уд». Родина этих инструментов – Персия, но турецкий саз – близкий родственник лютни, так что нашему мастеру, конечно, было интересно посмотреть на местные инструменты.

Сидя в чайхане, потягивая сладкие напитки и слушая прекрасную турецкую музыку, он смотрел на расстеленные повсюду ковры, свезенные со всей Центральной Азии, от Армении до Самарканда, и чувствовал, что плывет по сине-красному морю: в синий цвет ткани красили с помощью растения индиго, для окрашивания в темно-красный цвет использовали кермес, но самые богатые оранжевые тона достигались с помощью небольшого куста с розовым корнем – марены.

Мартиненго понравилось, как эта краска ложится на его инструменты, окрашивая их в прекрасный оранжево-красный цвет. Скорее всего, он не хотел, чтобы его лютни были слишком желтыми, поэтому всегда наносил более темный последний слой, чтобы добиться более теплого оранжевого тона. Возможно, это было его капризом – или влиянием моды. Но, может быть, это было следствием того, что с 1215 года желтый цвет был неприятен европейским евреям, ведь в этом году папа Иннокентий III объявил от имени четвертого Латеранского собора, что евреи обоих полов обязаны носить на одежде желтые бляхи, положив начало тенденции, приведшей к тому, что во время Второй мировой войны нацисты приказали евреям нашивать на одежду желтые звезды. Во времена Мартиненго эти гнусные законы распространились по всему континенту[129]. В Испании, а позже в Италии, Мартиненго был вынужден носить такую нашивку или, возможно, желтую шляпу. Трудно представить, что ему мог бы понравиться такой цвет его изделий.

Турецкий музыкант

Чтобы окрасить лютню прозрачным слоем краски цвета густого яичного желтка, Мартиненго покупал марену – Rubia tinctorum – в виде корня, каждый кусочек толщиной с карандаш, хотя бывали куски и гораздо длиннее. Корни растут такими длинными и так быстро, что, например, в Голландии XVII века, когда голландцы были европейскими лидерами по производству марены, существовал закон, согласно которому фермеры на мелиорированных землях были обязаны собирать урожай корней марены каждые два года, иначе корни слишком глубоко прорастали в дамбы и могли привести к наводнению. Мастер высушивал корень на солнце, что придавало краске богатый оттенок, которого никогда не могли добиться от североевропейской марены, высушиваемой в темноте сушилен, а затем растирал его пестиком в ступке. Поначалу пестик сдирал поверхностный слой – это самая дешевая марена, затем снималась марена среднего качества, и лишь затем дело доходило до сердцевины корня марены, самой лучшей части, порошок из которой голландцы называли «крап», а англичане переделали в «кроп» (crop).

Большинство современных художников были бы озадачены, обнаружив марену в главе, посвященной оранжевому цвету, ведь для художников марена обычно означает ярко-розовую краску. Однако если красильщики поместят белую шерсть в красильную ванну с мареной и небольшим количеством квасцов, необходимых для закрепления краски, то получится яркий цвет рыжих волос. Помню, на выставке в Нью-Йорке, посвященной увлечению Фрэнка Ллойда Райта Японией[130], я видела фрагменты старинного японского халата. Они были найдены «скомканными и грязными, как тряпки для мытья посуды в старом чемодане» через два десятилетия после смерти архитектора. Марена, окрасившая ткань в XVII веке, по большей части выцвела до коричневого цвета, но кое-где по краям, там, куда никогда не попадали лучи солнца, можно было увидеть, как когда-то выглядела эта ткань. Она была ярко-оранжевой, яркой, как осенние листья.

Метод превращения марены в розовую краску с помощью фильтрации под давлением был изобретен красковаром Джорджем Филдом в начале XIX века, и сегодня в компании Winsor & Newton делают практически то же самое. Посетив их фабрику в Харроу, я обнаружила, что «зал марены» на самом деле следовало бы назвать «мареновым сараем»: он был огромным, а все его пространство было забрызгано розовой краской. Она была слишком приятной, чтобы это напоминало сцену резни, хотя, если бы она оказалась темнее, впечатление было бы именно таким. Вместо этого возникало ощущение, что мы провалились сквозь зеркало в гримерной и оказались в коробке с театральной пудрой.

Даже сегодня, несмотря на механизацию, процесс занимает чрезвычайно много времени. С момента прибытия груза из Ирана до того дня, когда тюбики краски с надписью «Аутентичная марена розовая» покидают фабрику, проходит более трех месяцев. «Когда художники жалуются на слишком, по их мнению, высокую цену, я говорю им – вам повезло, что вы не живете двести лет назад, когда вам пришлось бы самостоятельно чистить корень, раздавливать его и выделять необходимую смолу», – сказала Джоан Джойс, которая много лет была гидом на фабрике по производству красок. Я с сомнением посмотрела на огромный двухэтажный аппарат, деловито дробящий, варящий, смешивающий, сушащий и прессующий корень, и подумала, легко ли было готовить марену дома. Согласно биографу Филда Джону Гейджу, красковар, возможно, вдохновлялся открытой в XVII веке Уильямом Харви системой кровообращения, так что в зале Филда было полно трубок, насосов и механического пульсирующего звука мотора[131].

Вкратце процесс Филда включает промывку измельченных корней в дубовых бочках, затем смешивание красителя с квасцами и водой до тех пор, пока жидкость не станет похожей на арбузный сок с плавающей сверху пеной. Затем в течение пяти дней ее сливают через тонкое льняное полотно, после чего получается нечто, напоминающее самый роскошный крем для лица: масса настолько шелковистая, что едва осязаема. Затем из этой массы при помощи патентованного деревянного пресса Филда выжимается вода, а сухой остаток отправляется в печь. При этом смесь ни в коем случае не должна соприкоснуться с каким-либо металлом, так как в результате реакции с ним изменится ее окончательный цвет. Изготовители музыкальных инструментов в основном следовали тому же рецепту – хотя в XV веке создание краски происходило в маленьких стеклянных колбах, медленно нагревавшхся на огне в течение нескольких дней. Возможно, кое-кто даже считал этих мастеров алхимиками, придумывающими странные рецепты, чтобы превратить обычную древесину в золото.