— Не разумею я ничего в этом, — склонилась над столом Агафья. — Мудрено все: серенькие змейки, синенькие, кружочки… Не женское это дело. Решил город ставить — Бог тебе в помощь.

Княгиня отошла от стола и, усевшись на скамью у окна, принялась за оставленное рукоделие.

— Давно хотела сказать, да все боялась навлечь гнев твой, — тихо проговорила княгиня, поглядывая на мужа.

— О чем же? — не поднимая головы от карты, спросил Юрий.

— Уже поболе месяца прошло, как разрешилась княгиня Ростислава сыном, и Ярослав звал на крестины, а ты ни сам не поехал, ни подарков не послал. Нехорошо это.

— Сердит я на него. Хулит меня без меры перед боярами, себя возвеличивает, о столе володимирском помышляет.

— Да, может, кто напраслину на него возводит, вас поссорить хочет? — вступилась за переяславского князя Агафья, но Юрий, возвысив голос, уверенно произнес:

— Речи его ведомы мне от людей ближних, верных. Прост Ярослав, да Ростислава умна не в меру. Подарков же сыновцу отправлю завтра же. И ты приготовь Ростиславе ларчик с каменьями да нитей жемчуга поболее.

Юрий хотел еще что-то добавить, но его отвлек шум, донесшийся из соседней горницы. Дверь неожиданно распахнулась, и через порог шагнул большой воевода Петр Ослядюкович. Смахнув с головы шапку, он выдохнул:

— Беда, великий князь! Булгары порубежье нарушили. В земле ростовской объявились: жгут деревни, разоряют починки, людей наших в полон гонят, обманом взяли Устюг.

— А что Городец, устоял ли? — встревожился Юрий.

— Городец стороной обошли. Видимо, прошли черемисью по Ветлуге и Унже.

Юрий подошел к карте.

— Пришел ворог из Ошела и с севера. Поди, уже обратно повернули. Раз к городам не пошли, значит, силы у них невелики и набег тот разбойничий, — уверенно произнес великий князь.

— Что гонцам-то ростовским сказать? Воевода Еремий Глебович сотника прислал с вестью, — видя спокойным Юрия Всеволодовича, неуверенно произнес Петр Ослядюкович.

Великий князь поднял взгляд от карты.

— Передай, чтобы князь Василька Константинович со своими воеводами порубежье крепил, дружину множил, а когда время придет на булгар идти, я дам знать.

Как ни горел желанием великий князь владимирский отомстить за дерзостный набег своим восточным соседям, лишь летом тысяча двести двадцатого года он решился идти походом на Камскую Булгарию. От княжеского крыльца во все уделы владимирские поскакали гонцы с повелением исполчить войско, собирать подымовых людей. В Муром и Рязань великий князь отправил бояр в посольском чине с предложением принять участие в походе на булгар.

Юрий долго думал, кому же доверить поход и многотысячную дружину, и в конце концов избрал для этого непростого дела Святослава, князя юрьевского. К началу июля в устье Оки на Стрелице собралось войско: полки владимирские и переяславские, юрьев-польские и суздальские, городецкий полк привел воевода Устин Микулич, муромские полки — старший сын князя Давыда — Святослав и князя Олега — Юрий. Ждали только рязанцев, но те не пришли. Не появились на Стрелице и полки ростовские. По приказу великого князя Василька Константинович повел дружину в верховье Камы.

Погрузились на лодии, лодки, насады, и тысячи весел вспенили волжскую воду. Шли вверх по реке шумно, весело, разрывая тишину трубным ревом.

Старые, бывалые дружинники осуждающе покачивали головами:

— Не дело затеял князь: будто пировать идем, а не головы класть. Тихо надо бы.

Услышав недовольные речи ратников, Устин Микулич пояснил:

— Не татями идем на булгар, не за златом-серебром, а помститься за обиды, нам чинимые, чтобы отвадить булгар ходить на Русь за полоном. А идем шумно намеренно, чтобы булгары загодя о нас знали и города свои воинской силой крепили, войско свое по крепостям разделили, а нам того и надобно.

Тяжело идут груженые речные суда против течения, медленно, да и не спешит князь Святослав, знает, что город Ошел обречен. Обозревая взглядом растянувшиеся по речному простору лодии и насады, Святослав Всеволодович не без гордости говорит молодым муромским князьям:

— Сердце радуется от вида войска, ибо сильна Русь единением и единство то — в нас. Отцы наши помнили о том и не раз плечом к плечу вставали супротив ворога. Давайте же и мы поклянемся в верности друг другу.

В едином душевном порыве князья обнялись, расцеловались троекратно, поклялись на кресте. Еще долго, положив руки на плечи друг другу, они стояли на носу, обдуваемые горячим июльским ветром, с восторгом и надеждой всматриваясь в речную волжскую даль.

Вот и Ага-базар — пристань и торг, ныне пустующие. Видимо, упрежденные заранее, булгарские купцы укрылись в Ошеле. За зарослями лозняка и небольшим перелеском виден и сам город, вернее, вознесшиеся к небу, словно наконечники копий, крыши минаретов.

Тысячи лодий, лодок и насадов повернули к пристани. Одетые в кольчуги и шлемы, ощетинившись копьями, строились полки. Но булгары и не помышляли о нанесении удара по высаживающимся русским воинам. Они заперлись к крепости, лишь кое-где мелькали в перелеске всадники, видимо, дозор. Без помех полки прошли перелесок, и взорам воинов открылся Ошел. Опоясанный дубовой крепостной стеной, валом, под которым чернел ров, город возвышался на горном кряже, казался огромным и неприступным.

Воцарилась тишина. Лишь потревоженные птицы верещали в листве перелеска да кузнечики цокотали в разноцветье расстилающегося до самого рва луга.

— Вот это да-а-а! — озадаченно почесав затылок, покачал головой один из владимирцев. — Покриком да посвистом этих стен не взять.

— Посвистом мы баб булгарских пугать будем, а для ворот и стен пороки припасены. Вона суздальцы тянут, — показал рукой другой воин в сторону согнувшихся под тяжестью огромного дубового бревна с железной головой на конце суздальских мужиков, ведавших осадным снаряжением. — Да и лестниц, чтобы взбираться на стены, немало с собой взято. Осилим с божьей помощью ворога.

Запели призывно трубы, забегали сотники, выстраивая войско для штурма. Своих юрьевцев Святослав поставил по правую руку, переяславцев — по левую, с владимирцами, суздальцами и муромцами стал по центру, напротив главных городских ворот. Под прикрытием навеса и поднятых над головами щитов суздальцы подступили с тараном к крепостным воротам. С первым ударом железной головы в обшитые медными полосами дубовые створки Святослав подал сигнал к штурму. Полки, убыстряя шаг, с криками «Русь!», «Владимир!» устремились к стенам. Через ров были перекинуты мостки, и по ним с лестницами в руках воины устремились на штурм. Осыпаемые сверху стрелами, камнями, золой, поливаемые кипящей смолой, они лезли на стены. Не менее упорны были и защитники города. С надвратной башни на навес тарана было сброшено несколько глиняных горшков с горючей смесью. Навес вспыхнул, загорелся и сам таран. Вселяющие уверенность мерные его удары стихли, воины, оставив под стенами сотни убитых и раненых, отхлынули.