— Нет! — Золотарев предупредительно поводил пальцем перед носом майора. — А вдруг сюда Полуяров заглянет или Князь? Стаса надо забирать с собой!

Катышев домой не собирался. Он с ухмылкой глядел, как коллеги старались привести в чувство журналиста. Но, так и не сумев разбудить до конца, они взяли его под руки и поволокли к выходу.

— А где сейчас Малкин? В изоляторе?

— Кто его сейчас в изолятор повезет? Хочешь, сам тащи, а мы уже заняты, — перетаскивая тело Варенцова через порог, огрызнулся Золотарев. — В дежурке он, под замком.

Дождавшись, когда шум от волочившихся по полу ног журналиста стихнет, Катышев по служебному телефону набрал номер жены, готовый порадовать ее происшедшими событиями. Но трубку в спорткомплексе никто не снимал, и он понадеялся, что в данный момент Катька сидит за рулем своего «француза» и следует в направлении дома.

Он посмотрел на электронный циферблат телефона и подумал, что Через полчаса сможет рассказать ей обо всем за чашкой чаю.

Коридор был усыпан газетами, с которыми даже в бессознательном состоянии не пожелал расстаться журналист. Катышев, перепрыгивая с одной на другую, поймал себя на том, что старается наступать каблуками на физиономию Белоцерковского. И хотя улики, показания свидетелей и доказательства о причастии короля конкурсов к массовым преступлениям были рыхлыми и натянутыми, Катышев уже нисколько не сомневался, что дело закрутилось, подозреваемые на прицеле, а значит, не исключено, что начнут допускать массу ошибок и необоснованных действий. Вот если бы еще узнать, где и какие документы хранит Белоцерковский, о которых накануне говорила Черемисова.

Он уже готов был попрощаться с дежурным офицером, когда вспомнил о Малкине. Ему стоило лишь открыть дверь в дежурку и сделать пять шагов в сторону, чтобы поглядеть на того, кто намеревался сместить Катьку и занять ее должность. И он решил не упускать эту возможность. Дежурный офицер, выслушав пожелание Катышева, лишь пожал плечами и открыл тамбур, который крайне редко выполнял роль камеры.

Малкин, облокотившись на стену, сидел на единственном табурете. Он поднялся, даже при свете тусклой лампочки сразу узнав капитана. Катька представляла их друг другу, но все их знакомство ограничивалось лишь приветственными кивками при встречах, когда Катышев приезжал к жене.

— Ну что, бывший акробат и неудавшийся директор? — спросил капитан.

Малкин отвел глаза, казалось, весь его интерес был перенесен на стену, от души выкрашенную серой краской.

— Долго я буду находиться в этом курятнике?

— В этом — до утра. А вообще — лет пять. Статья грозная: нападение на сотрудника милиции, повлекшее за собой многочисленные травмы и увечья. Благодари бога, акробат, что избитый омоновец жив остался. Впрочем, вы еще с ним встретитесь, и я не уверен, что разговор с Блинковым будет нежным.

— Да я-то при чем? Мне приказали, меня шантажировали!

— Кто? Белоцерковский?

— А то кто же! Если бы я отказался — попал бы под статью за изнасилование. А так он обещал сделать меня директором спорткомплекса.

— Погоди, не кипишись. Что за изнасилование?

— Да с девчонками, моделями, мы запали. Я и Орешников.

— Лопоухий? — перебил Золотарев.

— Да, он. Телки вроде как согласны были. Ну выпили, побарахтались, поменялись, еще раз побарахтались. И тут ни с того ни с сего — они в крик! Глядите — изнасиловали их. А Белоцерковский все на пленку заснял. А потом с нас и с телок расписочки взял, как дело было…

Катышев насторожился:

— А где теперь эти расписки?

— Где им быть?! У Белоцерковского.

— Понятно, что не у следователя. Где он их хранит?

— Знамо где. В своем сейфе в особняке.

— А ты видел этот сейф?

— Еще бы! Когда он его приобрел, то заставил нас с Орешниковым перевозить. Старый такой ящик, немецкой марки. Намудохались мы с ним, да еще меня псина покусала. Как же он называется?.. «Брамах» какой-то! Он его в кабинете на втором этаже установил.

— А особняк в каком районе?

— На Истре.

— Дорогу не забыл?

— И на том свете буду помнить!

— Особняк, надо полагать, охраняется?

— По два охранника каждую ночь меняются. Все из местных ребят. Ночуют в кирпичной сторожке около ворот. И еще две собаки по двору бегают. Злющие, как черти! Азиатские овчарки. Я видел, как кошку пополам перекусывают.

— Кошку, говоришь, перекусывают? — Катышев замолчал, предполагая, что информация о сейфе может заинтересовать Полуярова.

— Гражданин Катышев, а что со мной-то теперь будет? — донесся до его сознания вопрос Малкина.

— Я же тебе нарисовал перспективу.

— А срок могут скостить за добровольную помощь следствию?

— Смотря в чем она будет выражаться…

— Я готов дать любые показания.

— Нужны не любые, а правдивые.

— Готов и правдивые.

— Где может скрываться Орешников? — тут же задал вопрос в лоб Катышев.

— Да где же ему быть! Там же под Истрой. Белоцерковский его пока в охранники перевел.

Оказавшись на улице, Катышев ощутил, что слишком голоден. Ускоряя шаг, он направился к Павелецкому вокзалу. Катька давно уже должна быть дома. Но, проходя мимо кафе, на задворках которого жарились шашлыки, он не мог не остановиться. Теперь он сам был похож на Варенцова, который спал за его столом, обливаясь слюной. В конце концов, принял он решение, ужин можно разделить на две части. Он зашел в кафе и потребовал целый шампур. Прямо с углей. Подумав о том, что Золотарев и Фочкин давно уже расслабляются, заказал двести граммов водки. Постоянные передряги, из которых он то и дело выпутывался на протяжении всей недели, совершенно заставили его забыть о необходимых для страны случках с женой, о чем так сожалел репортер Варенцов. Катышев залпом осушил стакан и, сорвав с шампура кусок мяса, выскочил из кафе. Он даже не обратил внимания на призывы вычурно одетых девушек. Наверняка Катька уже стелила постель…

34

Полуяров собирался позвонить в СИЗО и договориться о размещении Малкина, когда в кабинет с перекошенным лицом влетела Диночка.

— Он даже не поздоровался!

— Кто? — набирая номер и не поднимая головы, спросил Полуяров.

— Кто-кто! Его высокопревосходительство Князь!

— Ну и что? — услышав короткие гудки, никак не прореагировал на новость полковник.

— Что-что! Вас к себе хочет! Срочно!

Полуяров бросил трубку и поднялся:

— Хочет, говоришь? Если человек знает, чего он хочет, значит, он или много знает, или мало хочет.

— Я не знаю, чего и сколько он хочет, но мало вам не покажется!

Как оказалось, она была права. Князь даже не предложил присесть.

— Ты вчера навещал Черемисову?

Как показалось Полуярову, Милославский неспроста сделал ударение на местоимении.

— Так точно, товарищ генерал. Я и капитан Катышев.

— Чем