Вскоре Егор снова появился в моем жилище. Вид у него был гневный и суровый.

– Ну и где ты? Показался разок – и в кусты? Пора приступать к более решительным действиям. Вспомни, что я тебе говорил: изображай лешего, являйся к ней снова и снова, пугай. Требуй впустить в дом. Иначе не видать тебе писем как своих ушей.

На следующий день я подстерег тебя у калитки, когда ты возвращалась из магазина. Едва завидев меня, ты вся сжалась, задрожала. Мне сделалось невероятно стыдно. Я вдруг решил: все расскажу тебе о том, кем является твой муженек. Я уже открыл было рот, но внезапно понял, что это глупая затея. Ты никогда бы мне не поверила, ведь ты обожала мужа, в твоих глазах он был ангелом, а я отвратительным демоном. Все же я сказал тебе, что вскоре ты умрешь. Не знаю зачем, просто вырвалось. Не мог больше молчать. Я тут же пожалел об этом, но было поздно. Ты побледнела как смерть и смотрела на меня с ужасом. Я в растерянности двинулся в лес и тут наткнулся на старуху из соседнего дома, ту самую, которая сердобольно подкармливала меня, когда я безбожно пил после ухода Снежаны. Она собирала еловый лапник. Я хотел быстро пройти мимо, но она окликнула меня:

– Серафим!

Я вздрогнул. Я не ожидал, что кто-то из Плацкинина помнит меня по имени. Ведь я уехал отсюда без малого двадцать лет назад и с тех пор в деревне не появлялся, лишь тайком следил за домом, не выходя из леса. И вдруг старуха называет меня «Серафим». Сам я, признаться, давно позабыл, как ее зовут.

– Ульяна, – тихо подсказала Вероника. – Ее зовут Ульяна. Вернее, звали. Она умерла. Кто-то напугал ее до смерти, так, что беднягу разбил удар. Я… я думаю, это был Егор. – Она судорожно сглотнула.

– Правильно думаешь, – мрачно подтвердил Серафим. – Но об этом чуть позже, по порядку… Я остановился в нерешительности. Старуха смотрела на меня со страхом и мелко крестилась.

– Серафим! Ты же помер!

Я не знал, что ей ответить. Очевидно, кто-то пустил слух, что меня нет в живых. Вероятнее всего, это был Снегирев. Пока я раздумывал, что сказать, бабка пустилась наутек. Она ковыляла от меня, проваливаясь по колено в сугробы, продолжая креститься и бормотать: «Чур меня, чур».

– Так вот почему она решила, что вы оборотень, – поняла Вероника. – Так убедительно рассказывала об этом, что даже я поверила.

– Ее суеверие ее же и погубило, – сказал Серафим.

– Да… – Вероника вздохнула. – Что было дальше?

– Я решил, что нужно действовать. Постараться разгадать зловещие планы Егора, как-то обезопасить тебя. Я догадывался, что он хочет подстроить взрыв газа. Понял это по обрывкам его телефонных разговоров, да и ясно, зачем ему нужно было срочно застраховать дом. Он ведь был совладельцем, в случае пожара и твоей гибели ему полагалась какая-то сумма. Взрыв должен был вырубить тебя или, по крайней мере, ввести в ступор, а пламя тем временем перекинулось бы на стены и пол. Деревянный дом сгорел бы дотла. Полиции и страховщикам Егор наплел бы, что ты была не в себе, что тебе повсюду чудились призраки. Призвал бы в свидетели жителей деревни – он ведь всем рассказывал о том, как его жена боится бродягу, являющегося к ней из лесу.

– Как рассказывал? – не поверила Вероника. – Когда?

– А ты думаешь, зачем он ходил по Плацкинину? Ты ведь его сама посылала, чтобы он разузнал обо мне. А он вместо этого наведался в магазин, где в воскресный день больше всего народу, познакомился со всеми, пообщался и как бы невзначай поведал печальную историю о том, как его молодая супруга сходит с ума от галлюцинаций. Так-то…

Вероника молчала, потрясенная коварством Егора. Одно дело – подслушать его разговор с любовницей, и совсем другое – с неумолимой точностью узнавать, как методично и безжалостно плел он свою паутину, мечтая отделаться от нее. Теперь ей наконец стало ясно все, с самого начала. Егор обеспечивал себе подобие алиби, добивался правдоподобности для несчастного случая, пытаясь объяснить его психическим состоянием Вероники, унаследованным от матери. И ему поверили бы – она действительно расспрашивала о бродяге всех, с кем ей довелось познакомиться, Василия, Люду, Ульяну…

– Я понимал, что медлить нельзя, – продолжил Серафим. – На следующее утро я снова был у забора. Смотрел в щелку, как ты резвишься во дворе, лепишь снежную бабу. В тебе было столько молодости, беззаботности. Ты напевала какую-то веселую песенку и катала, катала снежные шары. Я невольно залюбовался тобой, позабыв, зачем нахожусь здесь. И вдруг я увидел старуху – она топала по тропинке прямо к твоему дому. Не иначе в гости собралась. Я с сожалением нырнул в лес. Надеялся, что бабка пробудет у тебя недолго, но она загостилась. Ждать в лесу было холодно, руки и ноги окоченели. Хотелось есть – во рту у меня с самого утра ничего не было, кроме кружки кипятка и куска черного хлеба. Но я терпеливо стоял за деревьями, приплясывая на месте, чтобы не околеть от холода окончательно.

Наконец я увидел тебя и Ульяну у калитки. Вы прощались. Она засеменила домой, а ты в раздумье осталась стоять возле забора, а потом медленно двинулась по дорожке прямо в чащу. Мне показалось, будто ты… ищешь меня, вглядываешься в заросли елей, тревожно озираешься. Нужно было выйти из-за деревьев и поговорить с тобой, но я все медлил, опасаясь напугать тебя еще больше. Потом ты заметила меня, вернее, край моей одежды, торчащий из-за кустов. Ты вскрикнула и бросилась бежать. Я кинулся за тобой, держась на безопасном расстоянии. Добежав до забора, ты юркнула в калитку и заперла ее. Для меня это не было проблемой. Я выждал пару минут, отпер замок и зашел во двор. Осторожно заглянул в окно. Ты стояла у плиты, собираясь включить газ. Я дернул дверь, и – о радость! – она поддалась. Очевидно, ты была так напугана, что позабыла запереть ее. Едва я потихоньку зашел в сени, грянул взрыв. В приоткрытую дверь прихожей я видел пламя, бьющее из плиты. Ты ахнула и куда-то убежала. Я ворвался в комнату, стянул с себя ватник и загасил огонь. Затем вышел в сени и спрятался в закутке под лестницей. Оттуда я наблюдал за тобой.

Ты вернулась с огнетушителем. Потом удивленно разглядывала сгоревшую плиту. Распахивала окна, чтобы прогнать запах гари. Прислушивалась, вздрагивала. Мне было так жаль тебя. Я подумал, что сделаю все, чтобы ты осталась в живых. Буду мешать твоему мужу осуществить его замысел до тех пор, пока он не поймет, что все напрасно, и не откажется от своей затеи. А там уж как-нибудь попытаюсь с тобой объясниться…

– Я ведь чувствовала тогда, что в доме кто-то есть, – проговорила Вероника. В глазах ее стояли слезы. – Я слышала шаги, даже чужое дыхание. Это было… это было так жутко, вы просто не представляете себе. Находиться в одном доме с привидением. – Она слабо улыбнулась.

– Отчего же не представляю? – Серафим тоже улыбнулся. – Еще как. Тут и видавший виды мужик испугается, не то что девушка. Ты очень смелая, Вероника.

– Да ну, скажете тоже. – Она засмеялась и махнула рукой. – Я тряслась от страха как осиновый лист. Едва дождалась Егора. Он даже виду не подал, что хотел моей смерти. Выглядел таким взволнованным, заботливым.