содействовало этому, так как тем самым оно защищает свои личные права, свою собственность и владения.

Был создан Особый комитет по ополчению в составе временщика, председателя Департамента военных дел Государственного совета А.А. Аракчеева, министра полиции Балашова и государственного секретаря адмирала А.С. Шишкова. Формирование ополчения проходило быстро и с большим патриотическим подъемом. Наибольшее число ратников дали Москва и Московская губерния. Каждые 10 человек из 100 крепостных мужиков ушли в ополчение. Многие крестьяне, дворовые люди, ремесленники, интеллигенты становились ополченцами добровольно. Одними из первых в ратники записались поэты В.А. Жуковский и П.А. Вяземский.

Голенищев-Кутузов сумел всего за четыре недели сформировать Санкт-Петербургское ополчение из 12 985 ратников. Он добился получения из арсенала 10 тысяч ружей и 24 трехфунтовых пушек, размещения ополченческих дружин в казармах лейб-гвардии Измайловского полка, выделения из учебных гренадерских батальонов 80 человек старослужащих солдат и барабанщиков для организации и обучения ратников.

Адъютантом начальника ополчения столичной губернии стал 22‑летний титулярный советник канцелярии министра финансов А.И. Михайловский-Данилевский, в будущем один из крупнейших российских военных историков. Он писал:

«Глядя на него (М.И. Голенищева-Кутузова. – А.Ш.), когда он с важностью заседал в Казенной палате и комитетах ополчения и входил во все подробности формирования бородатых воинов, можно было подумать, что он никогда не стоял на высоких ступенях почестей и славы, не бывал послом Екатерины и Павла, не предводительствовал армиями».

Деятельность Голенищева-Кутузова по формированию Санкт-Петербургского ополчения, почитание его имени многочисленным московским дворянством делали полководцу славу на всю Россию. Но император Александр I продолжал колебаться, хотя знал, что вся русская армия желает видеть во главе себя только этого испытанного военной судьбой человека.

Наконец, самодержцу пришло письмо от московского губернатора и главнокомандующего графа Ф.В. Растопчина, имевшего звание генерала от инфантерии, близкого к государю человека. Он сообщал государю:

«…Москва желает, государь, чтобы войсками начальствовал Кутузов и двигал наши силы, иначе не будет великого единства…»

Такие обстоятельства заставили всероссийского государя поручить специально созданному Особому комитету рассмотрение вопроса о назначении главнокомандующего действующими русскими армиями и сделать свои предложения. В состав Чрезвычайного комитета по выбору главнокомандующего вошли: его председатель генерал-фельдмаршал Н.И. Салтыков, председатель Государственного совета и Совета министров генерал от инфантерии С.К. Вязмитинов, он же главнокомандующий в Санкт-Петербурге, действительные тайные советники князь П.В. Лопухин и граф В.П. Кочубей, министр полиции А.Д. Балашов.

Комитет заседал вечером 5 августа, в день оставления Смоленска, в доме Салтыкова. Заседание началось с заслушивания А.А. Аракчеева, который по поручению императора познакомил собравшихся с положением дел в армии, рапортами Барклая де Толли и Багратиона, а также с частными письмами Багратиона, П.А. Шувалова и ряда других лиц.

Заседание за закрытыми дверями длилось три с половиной часа. Члены комитета «единогласно признали, что бывшая доселе деятельность в военных операциях происходит от того, что не было над всеми действующими армиями положительной единоначальной власти».

Затем началось обсуждение кандидатур на должность «одного общего главнокомандующего»: Багратиона, Дохтурова, Беннигсена, Тормасова, Палена и Голенищева-Кутузова. Собравшиеся понимали, что лучшей кандидатуры, чем последняя, для них нет. Но все прекрасно знали и о нерасположении к нему государя – после аустерлицкой катастрофы об опальном полководце при дворе мало кто хотел слышать.

Итогом заседания Чрезвычайного комитета стало единогласно принятое постановление, в котором было записано:

«…Рассуждая, что назначение общего главнокомандующего… должно быть основано, во-первых, на известных опытах в военном искусстве, отличных талантах, на доверии общем, а равно и на самом старшинстве, посему единогласно убеждаются предложить к сему избранию генерала от инфантерии Кутузова».

Комитет рекомендовал «предоставить на волю» М.И. Барклаю де Толли остаться при действующих армиях под начальством Кутузова, либо возвратиться в Санкт-Петербург, сдав командование 1‑й Западной армией. При этом члены Чрезвычайного комитета предлагали «в обоих случаях… уволить его от звания военного министра». Это постановление подписал и временщик генерал от артиллерии А.А. Аракчеев.

На следующий день, 6 августа, управляющему департаментами Военного министерства князю А.И. Горчакову 1‑му (с августа 1812 года – управляющий Военным министерством) было поручено доложить императору решение Чрезвычайного комитета. Тому пришлось выдержать «продолжительный и жаркий разговор» с монархом. Горчаков, выйдя из кабинета монарха, «имея лицо, как пламя», произнес:

«…Я осмелился наконец сказать его величеству, что вся Россия желает назначения Кутузова, что в отечественную войну приличнее быть настоящему Русскому главнокомандующему».

Александр I не сразу согласился с мнением Чрезвычайного комитета, им же созданного. Три дня он размышлял, и только после этого он решился 8 августа подписать указ о назначении генерала от инфантерии Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова главнокомандующим всеми армиями.

В высочайшем рескрипте светлейшему князю М.И. Голенищеву-Кутузову с большим уважением говорилось:

«Князь Михаил Ларионович!

Настоящее положение военных обстоятельств наших действующих армий, хотя и предшествуемо было начальными успехами, но последствия оных не открывают еще той быстрой деятельности, с каковою надлежало бы действовать на поражение неприятеля.

Соображая сии последствия и извлекая истинные тому причины, я нахожу нужным назначение над всеми действующими армиями одного общего главнокомандующего, которого избрание, сверх воинских дарований, основывалось бы и на самом старшинстве. Известные военные достоинства ваши, любовь к Отечеству и неоднократные опыты отличных ваших подвигов, приобретают вам истинное право на сию мою доверенность.

Избирая вас для сего важного дела, я прошу Всемогущего Бога, да благославит деяния ваши к славе российского оружия и да оправдает тем счастливые надежды, которые Отечество на вас возлагает.

Александр».

В тот же день 8 августа государь принял полководца в Каменноостровском дворце в Санкт-Петербурге и в ходе аудиенции известил полководца о новом назначении. Аудиенция продолжительной не была. Суть дела была ясна каждому без всяких лишних слов.

Указ Правительствующего Сената, высочайше утвержденный, гласил следующее:

«Нашему генералу от инфантерии князю Кутузову всемилостивейше повелеваем быть главнокомандующим над всеми армиями нашими, с присвоенными к сему званию преимуществами последними узаконениями».

С этого дня с именем самого прославленного, после генералиссимуса А.В. Суворова-Рымникского, полководца России связывалось спасения Отечества от наполеоновского нашествия силой в пол-Европы. На заседании Императорского русского военно-исторического общества, посвященном Отечественной войне 1812 году, отмечалось:

«Кутузов являлся… единственным вождем, который, благодаря своим «свойствам русского человека», любви и уважению в армии, доверию всего населения государства, мог восстановить связь между народом, армией и Государем, которая из-за постоянного отступления нашей армии значительно ослабла».

Сам император Александр I объяснял свое решение о назначении Голенищева-Кутузова единым главнокомандующим следующим образом. В письме сестре, великой княгине Екатерине Павловне, он сообщал:

«В Петербурге я увидел, что решительно все были за назначение главнокомандующим старика Кутузова; это было общее желание. Зная этого человека, я в начале противился этому назначению, но когда Ростопчин письмом