Он рассмеялся.

– Да причем тут Николай, это ты добрый, а не Николай, – и махнул на икону рукой.

– Нет, нет, не говори так, Карло, – попытался я вразумить его, но он опять раздраженно махнул рукой на икону.

– Пойду лучше отдохну, – сказал Карло, вышел из моей кельи, вынес свои новые туфли во двор, поставил перед дверью и прилег вздремнуть. Через полчаса заходит Карло в мою келью, улыбается и говорит:

– Ну что, Серафим, шутишь, да? Где мои туфли? Спрятал, да?

Я тоже улыбнулся, думал, что Карло шутит.

– Нет, Карло, я твои туфли не брал, – отвечаю.

– Как не брал, а кто брал?! У дверей их нет, – Карло стал возмущаться.

Начали вместе искать – да, действительно, туфли исчезли. Тут я вспомнил, как Карло махнул рукой на икону святого Николая, и подумал, что, наверное, святой Николай его за неверие наказал, и туфли украли.

– Карло, по-моему, это святой Николай попустил, и твои туфли, наверное, кто-то украл, – тихо сказал я ему.

– Какой Николай?! Николай, не Николай, я не знаю, давай туфли, Серафим, это ты их спрятал! – отрезал он.

Карло долго еще ругался, говорил, что «вы все, попы, обманщики», «пьете кровь у бедного народа», «все монахи тунеядцы» и еще много чего.

Под вечер мы дали ему сапоги (поскольку туфель у нас не было), и он так и уехал обратно в сапогах, убежденный, что я, Серафим, спрятал его туфли. Несколько дней спустя мы узнали, что туфли украли подростки из близлежащего села.

Так наказал святой Николай моего неверующего друга Карло. И кстати, он так и не женился до сих пор, хотя прошло уже пятнадцать лет.

Помню, вместе с отцом Макарием (ныне покойным) мы пошли причащать заключенных в Ортачальской тюрьме в Тбилиси. Сопровождающий охранник открыл нам окошко в камере, и я увидел заключенных. Их было довольно много в маленькой камере. Жалко мне их стало как-то. У окошка сидел один, в наколках, увидев меня, он обрадовался и громко сказал:

– Ва-а, привет, батюшка!

Я ответил:

– Бог благословит вас всех.

Остальные кивнули мне головой. Тот, у окошка, не унимался:

– Слушай, батюшка, а ведь правда, что Христос воров любит?

Я опешил.

– Нет, это неправда.

– Как неправда? Когда распяли Христа, был уготован пятый гвоздь в сердце, золотой. И вот, один вор этот золотой гвоздь и украл, за что Христос с креста благословил того вора и воровство. Понял? Эх, ты, батюшка, без понятия – ничего, оказывается, не знаешь.

Остальные тоже одобрительно молча покачали головами, мол, батюшка, а таких элементарных вещей не знает. Так и ушел я от них – непонятливый.

В Марткопский монастырь пришел послушником семнадцатилетний юноша. Ему дали послушание пасти коров. Прошло несколько месяцев, и к нему приехали родители. Мы встретили их тепло, желая показать, что волноваться не стоит, ведь их сын на верном пути.

– Где наш сын?

– А он пасет коров, – отвечаем мы, – скоро придет.

– Что-о?! Мой сын пастух?! – вскричал отец. – Разве для этого я его воспитал в городе, чтобы он у вас коров доил?! Никогда! Застрелю, убью!

Крик страшный. Мать плачет. Мы успокаиваем, просим, но тщетно. Родители ушли, проклиная нас и грозя убить своего сына.

Но прошло время, никто никого не убил. Послушник стал иеромонахом, потом его перевели в одну из столичных церквей настоятелем, где он приобрел большую любовь среди верующих. И сейчас родители так гордятся, что их сын – игумен Савва – так любим, что каждый раз, слыша, как хвалят его, родители, радуясь, говорят:

– Да, да, это наш сын. Спасибо Богу. Это мы его воспитали.

Ну и слава Богу. Побольше бы таких сыновей!

Отец Арчил в детстве был очень впечатлительным ребенком, застенчивым и немного ленивым. Когда ему было 12 лет, отец приказал копать огород. Нехотя взяв в руки лопату, мальчик побрел к грядкам, понурив голову. Отец смотрит, что маленький Арчил стоит, руки воздеты вверх, и что-то лопочет, лопата лежит на земле. В это время пошел дождик. Оказывается, сын не посмел ослушаться отца, но начал молиться вслух: «Господи, пошли мне дождик, пожалуйста, а то копать не хочу. Господи, дай мне дождик». И действительно, пошел дождь, и довольный Арчил побежал играть в футбол.

Как-то летом ехали владыка Вахтанг и владыка Афанасий в гости в Кахетию. Там уже ждут, трапезу готовят, кахетинское вино. Из-за поворота вдруг появилось стадо осликов, в Кахетии их любят. Медленно притормаживая, машина подъехала близко к стаду. Там были и другие машины, но как только легковушка владыки Афанасия остановилась у одного вислоухого осла, тот как заревет! И все ослы, внезапно, в один голос начали реветь что было сил!

«Видать, тебя встречают, владыка Афанасий, ведь это твоя епархия!»

Все дружно рассмеялись.

Игумен Фока вспомнил один случай. В Бакуриани, в церкви святого Георгия, что на кладбище, на литургии, во время пения «Херувимской», когда отец Фока поднял руки и начал молиться: «Иже Херувимы…», ящерица на подоконнике повернулась хвостом к отцу Фоке, а мордочкой к открытому окну на востоке и, подняв передние лапки, смотрела на небо. Отец Фока молился с воздетыми руками, и ящерица также «молилась» с поднятыми лапками. Когда отец Фока закончил молитву, ящерица так же быстро исчезла через единственное окно алтаря, как и появилась. Это видели все в алтаре. «Всякое дыхание да хвалит Господа!»

Во двор Зеленого монастыря в Боржоми зашли дети – шестилетний мальчик и два его четырехлетних приятеля. Старший, по-детски размахивая руками, гордо и громко объяснял:

– Вот здесь раньше убили монахов, и их кровь до сих пор остается на камнях в этой речке.

Видимо, его маленьким друзьям это не очень понравилось, они испуганно смотрели на старшего друга и готовы были вот-вот заплакать. Когда подошли поближе к речке, увидели сидевшего на берегу отца Пантелеимона, он улыбался им.

– Вот, – крикнул осведомленный мальчик, – их не убили! Вот они, живые, тут, оказывается.

Довольные, что монахи оказались живыми, да еще и улыбающимися, дети радостно побежали к родителям.

Отец Игнатий из Алма-Аты рассказал мне случай, который произошел с его другом, отцом Филаретом из поселка Бурундай. Вечером во время молитвы в церкви был полиелей, то есть отец Филарет совершал помазание маслом на челе. И вот подошла молодая, хорошо одетая русская женщина. Видно было, что она впервые на молитве, не знает, как себя вести. Она встала в очередь на помазание. Батюшка Филарет помазал ее маслом. Когда девушка отошла, отец Филарет мягко спросил: