конец. Вы уже перешли ту грань, что отделяет друзей от врагов. Вы предпочли химеры и призраки искренней дружбе, преданности и спокойствию. Мне жаль вас, граф.

– Как ты, еретик, смеешь говорить со мной подобным тоном! – Вскипел граф. – Ты, еретическая и безродная тварь, осмеливаешься угрожать мне, графу де Фуа, в моем же доме и присутствии моего наследника? Убирайся отсюда, мерзкий пес! Иди и грызи свою кость! Можешь, кстати, забирать своих ублюдков и спешно выметаться к себе! Благо, что город Кастр – твоя вотчина уже отбит у графа Амори! Что же касается моей сестры Эсклармонды – это дело сугубо семейное, к нему я вернусь позднее… может, для начала просто выпорю ее как следует розгами.

Жильбер де Кастр гордо вскинул свой орлиный профиль и сверкнул глазами:

– Мы принимаем твою сестру Эсклармонду де Фуа под крыло и заявляем тебе, граф, что именно ее признаем законной властительницей юга графства! Попробуй, забери у нее Монсегюр! Аллод будет за ней и истинной катарской церковью!

Виконт хотел, было, наброситься на него с кулаками, но граф снова удержал его:

– Прекрати! Монсеньор де Кастр, видимо, совсем выжил из ума, если позволяет себе угрожать графу де Фуа и насаживать забытые лангобардские и готские кутюмы в вопросах наследования феода! Никогда Фуа не будет делиться между братьями и сестрами! Пока я жив – кутюмы, утвержденные Карлом Великим и его внуком, будут свято соблюдаться! Завтра же я прикажу, чтобы мою сестру Эсклармонду де Фуа изловили и в кандалах, как преступницу и заговорщицу, бросили в застенок! Моя веротерпимость заканчивается! Род де Фуа всегда был верен нашей матери католической церкви, а папа Римский – наш законный первосвященник, а не вы, монсеньор де Кастр! Только из милосердия, сострадания к вам и братской нежности к своей заблудшей сестре мы позволяли обрести приют и защиту в графстве. Пойдите прочь!..

Жильбер мрачно улыбнулся, но не проронил ни единого слова в ответ. Его лицо и фигура, освещаемая трепещущими отблесками факелов, выглядели ужасающе, он походил на вестника смерти. Граф невольно поежился, всматриваясь в его фигуру и лицо.

Катары молча пошли за старцем и, когда последний из них исчезал в темноте дверей, оттуда раздался мертвенный голос:

– Бойся кары, граф Раймон-Роже…

Граф посмотрел на сына. Лицо виконта было бледным, пот выступил на его лбу.

– Это мы еще посмотрим, сынок… – грустно улыбнулся Раймон-Роже.

– Бойся кары… – снова донеслось до них.

Оба де Фуа перекрестились. Виконт крепко обнял отца и тихо сказал:

– Я горжусь тобой, отец. Будем мужественны и отважны, ведь так написали на нашем гербе славные предки.

– Будь осторожен, сын мой, – граф покосился в угол библиотеки, откуда ему послышался подозрительный скрип. – Кто там?..

– Что случилось, отец? – Виконт посмотрел на Раймона-Роже.

– Ты ничего не слышал сейчас?

– Нет… – ответил сын, пожимая плечами. – Ничего.

Гуго вжался в угол, стараясь не дышать. Он стал свидетелем жуткого разговора и носителем важной государственной тайны. Лишние глаза и уши были не нужны. Его сердце учащенно забилось, кровь прилила к голове, руки сделались холодными и влажными. Гуго де Арси тихо нащупал кинжал, висевший у него на поясе, и приготовился дорого продать свою жизнь.

Виконт вынул меч и тихо пошел к тому месту, где спрятался оруженосец. Внезапно, что-то промелькнуло у него под ногами, и большая серая крыса испуганно пискнув, бросилась в свою щель.

Виконт перекрестился и, обернувшись к отцу, произнес:

– Слава Богу, отец, что это была крыса…

– Дай-то Бог, сын, дай-то Бог… – ответил граф. – Все, пошли отсюда!

– Неужели, отец, мы ляжем спать?..

– Да, утро вечера мудренее… – Раймон-Роже потрепал виконта за волосы. – Негоже благородным людям нападать по ночам. Завтра, помолимся и, с Божьей помощью, осилим все напасти…

– Я провожу тебя… – виконт отважно шагнул в темноту коридора.

– Успокойся, – улыбнулся граф, – это наш дом, здесь нам никто не угрожает.

Они вышли из библиотеки. Гуго успокоился, перевел дыхание и дождался наступления полнейшей тишины. Для пущей верности, оруженосец выждал, когда закончится очередной обход дворца ночной стражей, и тихой тенью пробрался к себе в комнату, где мирным сном спали остальные оруженосцы и прислуга.

На следующее утро, Гуго де Арси тайком проскочил к сенешалю и пересказал, как мог, стараясь не упустить ни единой подробности и мелочи, ночной разговор.

– Эх, Гуго, ты даже не представляешь, с кем ты познакомился ночью… – невесело произнес Ги де Леви. – Ты виделся с Жильбером де Кастр – Верховным Просветленным всех катаров Окситании. Этой ночью ты, мой юный оруженосец, виделся с самим дьяволом…

– С Господом в сердце мне не страшен никакой дьявол! – Заносчиво ответил юноша.

– Храни тебя Господь. – Произнес сенешаль, похлопав оруженосца по плечу. – Ты очень отважный и умный юноша, Гуго. Ты вскользь произнес о том, что у катаров есть шпион, живущий среди нас в Каркассоне?..

– Катар произнес «она» … – поправил сенешаля Гуго де Арси.

– Она! – Воскликнул Ги де Леви. – Это, клянусь Богородицей, уже занятно…

Сенешаль вскочил и прошелся по комнате, раздумывая над словами оруженосца. Выходило, что таинственным шпионом являлась женщина. Но, кто? Этого Ги не знал.

– Полагаю, ты не расскажешь об этом разговоре никому? – Сенешаль пристально взглянул на юношу.

– Клянусь Богородицей, сеньор сенешаль… – Гуго перекрестился.

– Молчи, – кивнул Ги де Леви, – от твоего умения молчать теперь зависит многое, точнее сказать – всё!..

Оруженосец ушел. Сенешаль переоделся и решил пройтись до церкви, чтобы рассказать это монаху, направленному с ним Чезаре.

Ги изобразил на своем лице скуку, вышел из дворца и неспешной походкой прогулялся по замку, перебросился парой ничего не значащих фраз с местными рыцарями, придворными и вышел через главные ворота в нижний город. Сенешаль побродил по его узким улочкам, проверяя, не следит ли кто за ним. Кроме его оруженосца и рыцаря сопровождения, выделенного графом де Фуа своему почетному гостю, мало кто обращал внимание на прогуливающегося сеньора.

– Простите, но мне надо отдать долг Господу… – нарочито равнодушным голосом сенешаль произнес, обращаясь к оруженосцу и рыцарю охраны.

Они молча поклонились, и сенешаль вошел в двери часовни. Народу было мало, прихожане уже оставили часовню после утренней службы и разбрелись по своим делам. Ги присел на скамью и стал молиться. После молитвы, он поставил свечу перед распятием и увидел монаха, прибывшего с ним в графство.

– Святой отец, – произнес сенешаль, когда монах поравнялся с ним, проходя между рядами сидений, – моя душа просит покаяния у святой матери церкви…

– Пойдемте, сын мой, – тихо ответил он и перекрестил сенешаля.

Ги