— Йоргес, сюда, — он коснулся руки мальчика, открыл книгу на нужной странице и что-то забормотал.

Никаких «Эльда бра сет». Читал долго и тягуче. Молитва напоминала песнопения шаманов. Воздух начал понемногу вибрировать, а может мне только казалось? Я обрадовалась, что вот-вот появится воронка, но… дальше этого не продвинулось. Зато прохожие зашевелились, стали смотреть в нашу сторону чуть более заинтересованно.

Армандо шептал снова и снова, пролистывая страницы книги. Солнце пряталось за верхушками деревьев, становилось всё темнее.

Служитель резко замолчал и сердито посмотрел на сияющий в лучах крест и обхватил руками голову:

— Ничего. Всё тщетно. Мы не сможем вернуться. Я всё перепробовал.

Йоргес сдвинул брови:

— Может не получается, потому что уже… некуда возвращаться?

— Или мы все слишком устали и встревожены, поэтому не получается, — возразила я. — А ещё маленькая церковь. Или неправильная. Мы говорим о портале в другой мир! Армандо, ты пробовал ритуалы призыва? Думаю, нужно что-то новое. Алана использовала тьму, так? Если только заброшенки могут родить стража, значит мы — источник тьмы. Придумаем, как работать с этим!

Я тараторила всё, что приходило на ум. Плевать, насколько адекватно это звучит. Мне нужно встряхнуть их, не позволить сорваться в уныние. Печаль — не конструктивна. Ливай научил меня не сдаваться и бороться до конца. Я вытащила его из комы, чёрт возьми.

Не конец. Я отказываюсь признавать, что это конец! Армандо потёр переносицу:

— Другие места силы?

— А… ну… если мы будем жить все вместе? — снова подал голос Йоргес. — Мамочка, тебе нравится это служитель? Ты хотела с ним зачать ребёнка?

— Я даже представлять боюсь, что на это скажет Ливай, — нервно усмехнулась я. — Другие места есть, но, я предлагаю смотреть их завтра. Идём.

Армандо вяло кивнул. Его состояние нравилось всё меньше, шёл спотыкаясь, то и дело дотрагиваясь пальцами висков. Йоргес бодрее, интереса во взгляде глазах становилось всё больше. Согласна, сейчас, когда зажгли фонарики, в парковой зоне стало очень красиво.

Следующим утром мы с Йоргесом сделали вылазку до супермаркета, где я, помимо продуктов, купила ещё альбом с красками. Мальчик восторженно крутил головой. Я поначалу опасалась, что он испугается рекламных экранов, громких звуков, но юный страж вёл себя на удивление спокойно.

В этот день мы никуда не пошли. Армандо поначалу и правда увлёкся рисованием, но очень быстро бросил и принялся писать, чертить схемы, говорить сам с собой, бродя по комнате.

— Армандо, у тебя всё хорошо? — спросила я вечером, всерьёз забеспокоившись.

— Нет, — служитель ходил по залу. На полу валялись смятые листы бумаги, и он распинывал их будто снежки. — Нехорошо Диана. Я не понимаю, как это случилось. Как мы не заметили?! Они с Фераном поженились, значит ритуал провёл кто-то из наших. Наверняка в церкви, а не как у вас, на поле боя. Значит обстановка спокойная, не на что отвлекаться.

— Служитель должен был понять, что она тёмная?

— Да. Но беда в том, что я и сам встречался с ней много раз. Она воспринималась так же, как заброшенки. Не лучше, ни хуже. Только в конце всё пошло тёмным через зад.

Он не договорил и сел на диван, схватившись за голову. Мне очень хотелось поддержать его, но я не знала, что сказать. Как сказать.

— Успокойся. Пойдём чай пить. Тебе поесть нужно.

При других обстоятельствах мне было бы очень интересно знакомить ребят с новым миром. Провести экскурсию, сводить в кино, на концерт. Армандо обязательно в картинную галерею, показать. Сейчас откажется, конечно. Слишком хочет домой.

Меня тоже накрывало апатией и страхом. Какая-то отложенная реакция на случившееся. Я пыталась заниматься делами, мыть посуду, ходить в магазин, даже связываться с родными, которые, как выяснилось, меня и не теряли. Это расстроило ещё сильнее.

Всё закончилось настройкой фортепиано. Я обливалась слезами, вспоминая, как делала это, чтобы сыграть для Ливая. И специальный заводской ключ казался не таким удобным, как тот что сделали работники в доме моего мужа.

Йоргес смотрел телевизор в зале, когда я вошла и решительно подняла крышку инструмента. Кисти подрагивали. Пора признать, что эта апатия была моей попыткой спрятаться от боли. Я невыносимо тоскую по Ливаю. Устала притворяться, что всё в порядке. Пыталась быть сильной, выжить, как он и просил. Не знаю, была это депрессия или что, но у меня больше не осталось сил сражаться с этой болью. Я не понимала себя, не понимала, что делать дальше. Словно Алана порезала мои вены и загнала туда чёрный дым. Не вижу выхода, некому позвать меня назад.

Страшно.

Бояться уже поздно, — сказал в памяти голос Ливая.

Россыпь аккордов наполнила комнату. Звук совсем не такой впечатляющий, как на моём рояле с облупившимся белым лаком. Я превращала тоску в музыку, выпускала из подсознания то, что не складывалось в слова. Поначалу пальцы чуть не скрипели, но понемногу движения обретали плавность и изящество.

Красиво, — сказал бы Ливай.

Я всегда шутила над тем вампирским фильмом, где героиня видела нужный образ, когда рисковала жизнью. Сейчас я готова расплакаться, ведь память звучала его голосом. Так громко, словно Ливай стоял спиной. Казалось, ещё немного и на плечи лягут горячие ладони, мягко помассируют, а после обнимут.

Пальцы сами выбрали мотив. Я беззвучно шептала слова песни, потому что не смогла бы выдавить из себя звук. Сейчас музыка говорила за меня. Как и всегда.

Каждую ночь в моих снах я вижу тебя, я чувствую тебя… Далеко за пределами расстояния и пространства между нами. Ты приходишь, чтобы показать, что ты продолжаешь…

Меня трясло, но кисти уверенно зажимали клавиши. Один из моих первых учителей говорил, что нужно играть так, словно твои руки тебе не принадлежат. И даже если кто-то больно хлопнет по спине, пальцы не заметят этого, и мелодия не прервётся.

Близко, далеко, где бы ты ни был, я верю, что твоё сердце продолжает биться. Ещё раз ты откроешь дверь, и ты здесь, в моём сердце. Оно застучит всё сильнее и сильнее.

Я звала его в мыслях. Рвалась к нему. Будто знала Ливая задолго до своего рождения, а встретив больше не хотела отпускать. Готова сделать что угодно лишь бы вернуться к нему. Всё не может закончиться так. Я… верю, что всё будет хорошо!

Хоть мой инструмент не соперничал с роялем, мне удалось сделать музыку глубже. Вскинув голову, я перестала растягивать аккорды. Тот же мотив игрался теперь градом быстрых нажатий. Я отпускала свою боль и чувствовала, как слабеет тугой комок, мешающий дышать.

Сейчас я спасала из тьмы саму себя. Я должна быть сильной. Должна справиться со всем этим. Смогу. Я не перестану пытаться и обязательно найду выход.