– Я тебя втрое старше, отцу твоему в отцы гожусь, потому, сынок, послушай меня. Не за Новгород сейчас прошу, за всю Русь. С юга Батыева рать налезает, а с запада немцы грозят. Псы-рыцари захватили псковские земли, уже и на Новгородчину долезли, Водскую пятину себе забрали. Следующий Новгород. Город только тебя в князья хочет, и звал обратно тебя. Это бояре переиначили, Андрея позвав. Как думаешь, что прежде делать?

Александр ответил совершенно уверенно:

– На Копорье идти, оттуда немцев выбить. Из Копорья они округу под собой держат.

Больше всего владыке понравилось даже не согласие князя вернуться, а то, что он слушал и отвечал так, точно все сказанное для него не было новостью, значит, знал и раньше, значит, есть у него связь с городом, значит, не бросил он мыслями Новгород.

Вечером, вернувшись в ложницу, Александр попрекнул жену:

– Чего ж не вышла к гостям?

Та фыркнула:

– Гости! Кто их звал?

– Ты что?

– Не ходи, Саша. Так ведь хорошо живем, спокойно, сынок вон растет, да еще будут…

Он попробовал объяснить, уже хорошо понимая, что бесполезно:

– Сашенька, я не просто князь, я воин, мое место с дружиной.

Княгиня поджала губки, раньше это действовало безотказно, но сейчас муж только вздохнул. Все же укладываясь, она чуть обиженно спросила:

– Неужто пойдешь, Саша?

– Пойду! – отрезал тот, отворачиваясь на бок.

– Гордости у тебя нету! – вспыхнула княгиня и дождалась, назвал-таки ее дурой!

От владыки не укрылось, что меж князьями разлад. Поинтересовался, Александр сначала ответил, что княгиня просто недужна, плохо беременность переносит, но потом честно рассказал, в чем размолвка. Спиридон вздохнул:

– Ты, княже, не серчай на нее. Ее удел детей рожать да пестовать, не всем для мужей помощницами быть.

Потом он показывал владыке, что успел сделать в Переславле. Подремонтировали, сколько смогли, церкви, освятили заново, чтоб духу в них поганого Батыева не осталось, стена крепостная новая выросла, куда крепче прежней, мост новый, пристань для лодок на Плещеевом озере, чтоб рыбакам не страдать… Это была, кроме монастыря и церквей, особая гордость Александра Ярославича. Он поспешил пристань не хуже новгородской сделать. Преуспел в том, леса вокруг столько, руби не вырубишь, потому не жалели. Богатая земля Переславльская, пожалуй, богаче Новгородской будет. Одно худо – стоит город вдали от дорог, закрылся, заслонился от остальных лесами. Князь вздыхал, не помогли те леса от Батыя заслониться, не спасут и от других набежников. Он твердо знал, что против охочих до чужих жизней и добра помогают только меч да умение биться.

Снова зашел у них разговор о том, чем грозит нападение немцев и чем они страшнее даже татар.

– Знаю, что Батыевы люди жгут и казнят почем зря всех, кто сопротивляется. Но они в веру свою не обращают. А для рыцарей все, кто не в их вере, поганые язычники, потому их или убить надо, или крестить по-своему.

Александр вздохнул:

– Знаю, что меня папа Григорий еретиком прозвал, велел первому голову рубить, если поймают. А хуже того, на костре жечь, как многих даже в Юрьеве и Копорье сжигали.

– Вот того и боюсь. Тяжел гнет насилия над телом, а над душой еще тяжелее. Душу погубить, с чем человек останется?

– Отче, позволь спросить?

– Говори, сын мой. – Спиридон с лаской смотрел на молодого князя. Очень уж ему нравился Александр, если бы новгородцы сами не решили его заново просить на княжение, вышел бы на вече к вольному городу, сказал свое слово в защиту умного, хотя и молодого князя.

– Новгород готов ополчение собрать, со шведами вон как со мной бился, а Псков что же? Неужто им немецкого кнута хочется? Что же они так под рыцарей выю гнут?

– Тут не все так просто. Псков от немцев крайний, у них Юрьев под боком, все время помнить об этом приходится. Чуть что, мы пока дойдем, а немцы тут как тут. Есть такие во Пскове, кто лучше миром с немчурой жить стремиться, чем рать держать. В том плохого нет, если бы на том и кончилось. Но не понимают глупые, что немец долго разговоры говорить не станет, немного погодя город под себя возьмет, тогда и взвоют.

– Так что же, Псков рыцарям отдавать?

Над куполами собора с карканьем кружили вороны. Недолюбливал князь ворон, и чего им просто не летается? Казалось, бесконечное карканье предвещает какую-то беду. Архиепископ тоже поморщился на галдящих птиц:

– Вот разорались! Псков рыцарям отдавать нельзя, следующим Новгород будет.

Александр успел вставить:

– Ну уж этого им не видать!

– Хорошо бы, – усмехнулся Спиридон. – Но начинать, ты прав, с Копорья нужно. Сначала Новгородские пятины освободить. Водскую волость вернешь, потом можно и за остальное браться.

Вороны угомонились, но стоило отойти, как разорались снова.

Долго засиживаться в Переславле не стали, так можно и в распутицу попасть. Тем более сначала отправились во Владимир-на-Клязьме. Вот Владимир оправился от беды быстрее, чем даже Переславль, понятно, здесь великий князь Ярослав Всеволодович живет.

Великий князь встретил строго, просьбе усмехнулся:

– Давно ли мне грамоту слали, чтоб не судил и судей не давал?

Архиепископ попросил примирительно:

– Не серчай, князь, на новгородцев. Виноваты, в том и каемся. Челом бьем, отправить княжить Александра Ярославича.

– Его гнали? Его и просите! А князя Андрея Ярославича прочь погоните? Он перед вами в чем провинился?

Трудный вопрос задал великий князь Владимирский, очень трудный. Хотят новгородцы Александра Ярославича, а княжит его брат.

– Князю Андрею Ярославичу мы уж сами объясним, он поймет. Не обидим князя.

Ярослав Всеволодович повел рукой:

– Александр, тебе решать.

Тот чуть задумался. Ждали новгородцы, несколько дней назад свою просьбу сказали князю, согласился, если отец не против, а теперь вдруг передумал. Вон как размышляет…

– В Новгороде князь Андрей Ярославич. Если ему будет нужна помощь, я помогу. А нет, так домой вернусь.

Ему совсем не нравилось, что придется отбирать власть у брата, хотелось только помочь Новгороду. Конечно, князь Андрей обиделся и на новгородцев, и на отца, и на брата, который такой замечательный, что его требуют на княжение.

Как ни старался отец, великий князь Ярослав Всеволодович, чтобы не было у одного сына обиды на другого, не вышло. Эта обида через много лет принесет беду Руси, приведя на нее Неврюеву рать.

– Жену с собой ли возьмешь, или у нас оставишь?

Не успел князь Александр ответить, как новгородцы вдруг вспомнили: