– Бога ты не боишься, тать поганый!

Чтобы отвлечь дружинника от опасной темы, Гостята сделал вид, что обиделся на татя. Но тут псковитянин сообразил, что теперь ему живым не уйти, если дружинники заберут его с собой, то, может, еще и спасется, а вот этот сморчок точно прикажет жизни лишить, чтоб не оставлять свидетеля. Осознав, что это его последняя возможность спастись, псковитянин крикнул в маленькое оконце клети, в которой просидел под замком всю ночь:

– Здесь я! Заперт только!

– Открывай! – показал на замок дружинник.

Гостята округлил сколько смог свои маленькие поросячьи глазки:

– Ах ты тать-душегуб! Его накормили, напоили, спать положили, а он еще и в клеть воровать полез?!

– Открывай, открывай, – поторопил его дружинник. – Князь сам разберется, что за воры у тебя запертыми сидят и что за гости по ночам ходят.

К вечевому помосту не спеша подходили бояре, несмотря на теплую погоду в богатых шубах, шапках, с посохами. Важные… Перед ними расступались, Новгород город хоть и вольный, но боярство почитает, все же у них власть повседневная, у них закрома новгородские. Конечно, чтят не так, как в других городах, в глаза не заглядывают и шапки не ломают, но и путь не заступают. Бояре идут!

А они шли нарочито медленно. В вечевой колокол зазвонили без их воли, по требованию князя. Хотя по уряду и князь может вече собрать, но мог бы хоть гонца прислать, сказать зачем. Так ведь нет, что о себе мыслит? Снова зазнался, воином мнит великим? Ничего, не впервой, обломают гордость-то.

На помост взошел боярин Онаний в большой зеленой шубе, подбитой по теплому времени собольком, даже такую же соболью шапку не снял, хотя по шее от волос уже струился пот, боярин почувствовал, что и на висках вот-вот потечет. Было жарко, Онаний мучился и оттого злился все сильнее. Следом за Онанием поднимались и другие – Никитий, Семен, меж ними посадник Степан Твердиславич, потом еще трое. Остальные не пошли, нечего князю потакать. Онаний тоже досадовал на себя, не надо было идти. Но ему вдруг захотелось примерно наказать строптивого князя, выставить виноватым в ненужной тревоге перед народом, мол, мальчишка, зазвонил в вечевой колокол, с умными людьми не посоветовавшись. Боярин решил все, о чем бы ни сказал Александр, объявить неважным, не стоящим их боярского внимания.

Потому, когда посадник объявил, что князь говорить станет, и сам Александр встал перед людьми, узкие губы боярина презрительно искривились.

– Господин Великий Новгород! Любишь ли ты предателей?

Вече замерло. О чем это князь? Кто ж предателей любит?

– Да или нет?!

– Нет! – гаркнули сотни глоток, дивясь княжьей причуде.

– А что делать с предателями?

Ответом ему были слова боярина Онания:

– Ты, княже, не во гнев будет сказано, для чего столько людей созвал? – Боярин повел посохом, показывая на полную вечевую площадь. – От дел оторвал, в беспокойство ввел? Вопросы ненужные задавать?

Усмехался как на дитя неразумное, показывал, что хотя и хороший воин Александр Ярославич, но молод пока, ненаучен вольный город уважать.

Но князь насмешке не смутился, спокойно ответил:

– Про то, нужные или ненужные вопросы задаю, потом решим. А предателей в Новгороде немало. Не знаешь ли таких?

Что-то кольнуло слева у боярина, стало чуть дурно, побледнел. Но, может, это от жары. Толпа уже с интересом следила за начинающейся перепалкой боярина и князя. Из людского моря раздались даже выкрики:

– Так его, князь!

– Потрепли-ка за бороду боярина!

Но выкрики быстро затихли, Онаний на таких даже глазом не повел, без него соглядатаи справились, взяли на заметку, потом посчитаются. Никому не дано боярина даже словом обижать.

А князь вдруг показал на Онания:

– Господин Великий Новгород, боярин Онаний не просто против города выступает, без конца ему вредя, но и с немцами снюхался вместе с псковским посадником Твердило Иванковичем!

– Что?! – возмутился боярин. Получилось хорошо, если б не знал твердо, что лжет, и не подумал бы. Но позади всех, так чтоб Онаний не видел, уже стояли дружинники, крепко держа псковского гостя со связанными руками. – Ты, князь, говори, да такими словами не бросайся! Пробросаешься.

Глаза Александра Ярославича стали совсем насмешливыми:

– Так твердишь, что никаких известий от Твердилы из Пскова не получал?

– Нет! – решительно отказался Онаний.

– И этой ночью тоже?

– Я сплю ночами. – Боярин решил отказываться от всего, даже если сюда приволокут гонца из Пскова, грамотка та уже сгорела, сжег сразу же, как прочитал, как докажут? А князю он припомнит, за клевету можно строго спросить, это не на смерда голос подавать, боярина оклеветать дорогого стоит даже князю.

Так и есть, перед загалдевшим вече поставили ночного гостя, боярин подумал о том, как накажет Гостяту, отпустившего псковитянина.

Князь Александр снова поднял руку, призывая вече к вниманию:

– Боярину Онанию сегодня ночью вот этот человек принес послание от псковского посадника-предателя Твердило Иванковича. Было такое?

Боярин вдруг подтвердил:

– Было! И что? Хоть он и предатель, а попросту попросил товару кой-какого.

Нашлись сомневающиеся, загалдели, что надо бы проверить. Князь кивнул:

– Хорошо, и где та грамотка, что тебе прислана?

– Какая грамотка? А-а где про товар просит? Не помню, запропастилась куда-то. Ни к чему мне.

Глаза боярина встретились с глазами князя, и он сразу понял, что Александр все знает. Но пусть докажет, грамотка сгорела, нет писаного, нет и доказательства! А гонец вроде и впрямь неграмотный. Да если и грамотный, и прочитал прежде чем принести, то все равно не докажут, сгорела грамотка. Но серые глаза Александра стали вдруг стальными, а с лица сошла полуулыбка, голос загремел на всю площадь:

– А не эту ли грамоту ты сжег, боярин?

Онаний метнулся к княжьей руке выхватить. Что за наваждение, он же сам жег?! Но князь ростом не мал, да и руку сумел отвести.

– Не спеши, чего распрыгался, немолод уже. Прочесть или сам прочтешь? – Александр усмехался, с удовольствием наблюдая, как лицо Онания становится все белее и белее. – Я сам прочту. Или кто грамотный тут есть?

Из вечевой толпы сразу же откликнулись двое. Одного князь отвадил сразу, это боярский прихвостень, а второй уважаемый всеми купец Трифон показался ему годным. Купец громко прочитал то, что было написано на пергаменте, толпа взвыла. Посадник предлагал боярину открыть ворота немцам, как сделали это псковитяне, оговаривал условия такой сделки и просил срочно обсудить сроки!

– Смерть предателю!

– Убить такого мало!