– Вы берете у них кровь?

– А как же – у нас тут отличная мини-лаборатория экспресс-анализа. Конечно, мы не на все инфекции можем их проверить, но при малейшем подозрении пытаемся отправить людей туда, где им помогут, – в городе есть некоторые больницы, не гнушающиеся принимать наших подопечных: мир не без добрых людей!

– Может, и вы на фотографию Марата взглянете? – спросила я Анну. – Что, если он приходил и к вам?

– Давайте, – согласилась женщина, беря снимок Яикбаева. – Да, я его помню! Разве не с тобой мы тогда работали, когда он приходил, Илюшка?

– Не знаю, – буркнул Прокофьев. Как раз в этот момент мне пришлось посторониться, потому что в дверь протиснулась необъятных размеров дама, от которой за километр разило дешевым табаком и перегаром.

– Тут, что ли, пакеты раздают? – поинтересовалась она. – Мне два!

– Сначала нужно пройти обследование, – пояснил Прокофьев. – Кровь сдать, рентген грудной клетки сделать…

– Ладно, – тяжело вздохнула бомжиха. – Делай свой рентген, раз по-другому нельзя!

Илья провел ее в глубь фургона, за ширму.

– Значит, вы уверены, что не ошиблись насчет Марата? – уточнила я, возвращаясь к разговору с Анной.

– Уверена – у меня отличная память на лица.

– Он из ваших постоянных посетителей?

– Нет, – отрицательно мотнула она головой. – Всего один раз приходил, а потом, как обычно, пропал. Я его запомнила потому, что этот ваш Марат, в отличие от большинства бомжей, был довольно-таки чистеньким, и я решила, что он, скорее всего, из гастарбайтеров. Знаете, они ведь тоже частенько к нам забегают – вот эти-то как раз и становятся нашими постоянными клиентами. Страховки у них нет, а за каждое «апчхи» в поликлинике приходится выкладывать кругленькую сумму. Платят этим ребятам копейки, и разоряться на медицину у них возможности нет. Кроме того, на Марате была такая куртка с фирменным логотипом – то ли с апельсином, то ли с мандарином…

– Тогда это точно он! – обрадовалась я. – Марат до того, как его уволили, работал в супермаркете как раз с таким логотипом на форменной одежде.

– Ну, боюсь, это все, что я вам могу сказать, – сказала мне на это Анна. – Как я уже говорила, он приходил всего один раз.

– Какие именно обследования вы ему провели?

– Да он, собственно, жаловался только на то, что палец у него загноился – повредил, когда какую-то работу выполнял, а потом запустил, так как к хирургу идти дорого. Когда ему совсем худо стало, кто-то из уличных рассказал ему о нашей ПСМ, вот он и пришел. Палец у него был, скажу я вам, в жутчайшем состоянии! По-хорошему надо было ему операцию сделать, в стерильных условиях, а у нас тут таковые отсутствуют. Палец распух, гной прямо брызгал из ранки! В общем, мы с Илюхой сделали что могли – вскрыли палец, прочистили и сказали, чтобы он на перевязки приходил.

– Но он больше не появился?

– Обещал, но так и не пришел.

– Не припомните случайно, когда это было?

– Довольно давно, по-моему, – неуверенно ответила Анна. – С полгода тому назад, наверное.

Это совпадало с примерным временем смерти Яикбаева.

– А что с ним, с этим парнем? – спросила Анна. – Он хоть жив?

– Да нет, умер, – вздохнула я. – Убили его.

– Ну, такой конец, к сожалению, ждет большинство из них, – спокойно заметила Анна, и я поняла, что ее ровный тон вовсе не является признаком равнодушия – просто она уже так давно погрузилась в проблемы бездомных граждан, что смирилась с мыслью: «спасти» их от улицы, а главное – от самих себя не представляется возможным. Я преисполнилась уважения к Илье и Анне: они за весьма небольшие деньги тратят свое время на то, на что большинство из нас предпочитает не обращать внимания.

– Скажите, вот вы ночами работаете – не боитесь? – задала я вопрос Анне.

– Чего? Кого? Бомжей, что ли? Да они безобидные – просто жизнь их не пощадила.

– Сейчас по телевизору часто говорят о…

– О вампирах? – перебила Анна. – Ерунда это все, по-моему: всем известно, что никаких вампиров нет! Это кто-то куражится, выродки какие-то, которым просто грабить-убивать надоело, так они решили еще и на город страху нагнать!

– Значит, не боитесь?

– Я же не одна, – улыбнулась Анна, и я впервые поняла, что она, оказывается, умеет это делать. – Вон Илья со мной. Не Геркулес, конечно, но все-таки мужик какой-никакой!

– Ма? – Красивая, слегка взлохмаченная голова Дэна просунулась в дверь с вопросительным выражением на лице. – Ты еще жива?

Видимо, я пробыла в фургоне слишком долго, и сын заволновался. Анна собралась было выразить ему свое возмущение, но Дэн одарил ее широкой мальчишеской улыбкой, которая, как я по опыту знаю, способна растопить льды Антарктики. Немолодая некрасивая женщина с повышенным чувством справедливости пала жертвой Дэна точно так же, как и прочие представительницы женского пола.

– Это ваш сын? – спросила она у меня. – Надо же, ни за что не подумала бы – вы так молодо выглядите!

– Извини, что выдал твою тайну, – усмехнулся Дэн, обращаясь ко мне. – Просто тут вокруг такие личности ошиваются…

Прощаясь со мной, Илья, уже закончивший заниматься толстой теткой и благополучно передавший ей два пакета, за которыми она и явилась, спросил:

– Что же вы не сказали, что этот ваш Марат мог сюда прийти? Я-то думал, что он в НИИ был…

– Так вы его вспомнили?

– Честно говоря, лица его я все равно не помню – их тут целая куча таких шляется. А вот куртку, пожалуй, да – приметная такая курточка, яркая. И палец его помню – давненько такого зрелища не видывал!

– Вы разве врач? – поинтересовалась я.

– Незаконченное медицинское, – как мне показалось, неохотно ответил Илья. – Потому-то и в лаборантах сижу. Может, когда-нибудь…

– От души вам этого желаю, – честно сказала я. – Вы делаете очень нужное дело!

Мы сели в машину, Дэн включил двигатель, но вдруг развернулся ко мне и сказал:

– Ма, кажется, мне нужно поговорить с тобой. Это касается Дениса. И, вполне вероятно, если верить Вике, вашего расследования – тоже.

* * *

За последние несколько дней Павлу Трофименко пришлось износить не одну пару кроссовок, бегая по городу в поисках информации о Регине Симаковой. Он пришел к выводу, что, несмотря на казавшийся широким круг общения покойной, никто ее по-настоящему не знал, включая ее родную мать, отца и мачеху. Подруги, если их вообще можно было назвать таковыми, ходили с ней только по магазинам и салонам красоты, а узость их интересов просто утомляла, если не сказать – раздражала. Конечно, Регина и сама не являлась образчиком современной молодой девушки: она не проявляла интереса ни к чему, кроме тряпок и косметики, однако все, с кем удалось пообщаться Павлу, в один голос пели одну и ту же песню: Регина Симакова ненавидела своего отца. Трофименко оставалось лишь удивляться беспринципности юной бунтарки: испытывая подобные чувства по отношению к Симакову, его дочурка не гнушалась тянуть из него деньги и пользоваться всеми благами, доступными сильным мира сего, к каковой категории граждан, бесспорно, относился ее папаша. И отчего же девушка так относилась к родному отцу? Павел даже начал подумывать – а не сделал ли Симаков с ней что-то плохое в детстве: нечто, что так любят обсасывать СМИ? Однако общение с самыми близкими приятельницами Регины заставило его отказаться от этой мысли: они бы непременно знали, если бы такая «неприятность» действительно произошла. По мере того как жизнь Симаковых постепенно складывалась в единую картину в голове Павла, он начинал понимать, откуда растут ноги у столь интересных взаимоотношений отца и дочери. Живя с первой женой, Симаков и в грош ее не ставил. Он женился на молодой провинциалке, но, имея целью выстроить свою деловую и впоследствии политическую карьеру, не ввел жену в общество. Предпочел запереть ее в четырех стенах, следуя домостроевскому принципу о том, что место женщины – в спальне и на кухне. Она исправно выполняла возложенные на нее обязанности и не мечтала о большем, а вот Симаков постепенно продвигался к вершине «пищевой цепочки». Походы «налево» стали для него делом обычным, особенно после рождения Регины. Он мечтал о сыне, но жена так больше и не произвела на свет ни одного отпрыска. Тогда Симаков решил, что он может вообще перестать считаться с женой как с человеком, выступающим лишь в роли помехи на его славном пути, сулящем увенчаться губернаторским постом. Пока ее родители оставались в браке, Регина постоянно была свидетельницей отвратительных семейных скандалов, видела, как мать терпела унижения со стороны отца, не устававшего регулярно напоминать ей о том, из какой грязи ее вытащил, – мол, где бы она была без него сейчас?.. Дважды Симакова пыталась покончить с собой, но оба раза неудачно. Во второй раз, за несколько недель до развода, Регина нашла мать в ванне с перерезанными венами – один бог знает, что испытала молоденькая девушка, вытаскивая ее из воды, пытаясь остановить кровь и вызывая «Скорую». Из того, что сумел узнать Трофименко о Георгии Симакове, тот обладал железной волей и отличался полнейшим равнодушием к чужому горю, жесткостью, если не откровенной жестокостью в общении даже с самыми близкими людьми. Похоже, он был готов на все для достижения поставленной цели. Только Тамаре удалось его немного укротить. Правда, если верить майору (а не верить ему у Павла не было ни малейших оснований), Тамара изменяла мужу с пластическим хирургом Зуевым – может, она не нашла в браке того, что искала? Да, она обрела положение в обществе и деньги, но была ли она счастлива? С таким человеком, как Симаков, – вряд ли, думал Трофименко.