с соседскими огородами!), что Ёсико раздувалась от гордости, а хозяйка, тайком от мужа, стала кроме молока приносить вечерами то пирог, то пару запечённых куриных ножек, то кусок сыра…

Одно только тревожило маленькую лису: нотка неправильности, которая начала подтачивать хозяйскую семью. Должно быть, и раньше не всё было преисполнено гармонии, только вот Ёсико внимания на это не обращала. А теперь… Играя с девочками в детской, она всё чаще слышала, что взрослые… не то что бы ругались или скандалили — скорее так: муж, мужик высокомерный, который всему и всегда давал научное объяснение, всё чаще раздражённо пилил жену за её «дремучие суеверия», за миску с молоком, которую она упорно продолжала выносить каждый вечер и ставить за углом дома, выходящим на огород. Арина сперва молчала или отшучивалась, потом начала возражать, приводить свои доводы. Хозяин же… Ёсико удивлялась — до чего изощрён может быть человек в своём желании доказать, что то, что ему не нравится — не существует! Просто поразительно…

КРИЗИС

Новая Земля, Любашино, 32.04 (августа).0015

Арина решилась. Сперва раздумывала, хотела ещё годик дома посидеть, всё-таки Танюшке полтора всего. Да и муж был против. Зачем, дескать, работать? Всего хватает, хозяйство своё, огород, дети под присмотром. И она вроде бы соглашалась, если бы не эта его… надутость. Как индюк, честное слово! И что, что он зоотехник, а она — всего лишь доярка? Она от этого не человек, что ли? Достал уже со своими лекциями мозги выклёвывать! Вчера вот, специально ведь выскочил проверить — поставит жена молоко «домовым» или нет! Так ещё и пирожки заметил! Кричал, плевался, такой скандал — хорошо хоть домой зашли, а то бы вся улица слышала! Крыс, видите ли, она приваживает! Да каких крыс⁈ За два года ни одной мышки ни в доме, ни в сарайках, даже полёвки в огороде — и те повывелись! Не то что у них там на ферме…

Арина немного забытым жестом подкрасила губы (два года дома посиди-ка, не то ещё забудешь!), огладила складки выходного платья и крикнула:

— Настюша, за Таней приглядывай, я в садик на собрание! Отец скоро придёт!

— Хорошо, мам! — откликнулась со второго этажа старшая.

Арина вышла на улицу, плотно притворив калитку, и почувствовала себя прямо беглецом из Шоушенка. Нет, хорошо всё-таки, что в садике ясельную группу открыли!

Сегодня молоко вынес хозяин, а не хозяйка. Да и рановато что-то. Странно. Хотя, чего странного, может она его попросила? Мужик поставил эмалированную миску на обычное место, за угол дома и пошёл ворча:

— Посмотрим, какой такой домовой…

Изуми, заплетавшей в конюшне косички спокойному рыжему коньку и слышавшей его ворчание, что-то не понравилось, но она не торопилась выходить — пусть уйдёт в дом, так надёжнее. Шаги протопали по крыльцу, перешагнули порог, бухнула дверь. Теперь аккуратно, обратимся в лису… Лёгкая калитка в огород скрипнула, и Ёсико, бегавшая в лес с великим планом поупражняться в левитации (тоже пока безуспешно), промчалась прямо к выставленной миске:

— Ой, пить хочу, умираю просто!

— Ёсико погоди! — но мелкая уже сунула мордочку в молоко и сделала несколько больших глотков, подавилась, закашлялась… — Ёсико!!!

Маленькая огненная лиса неуверенно села на задние лапы, мотая головой.

— Как… кой-то… вкус… стран… — Ёсико медленно, словно время вдруг растянулось жевательной резинкой, завалилась на бок около миски с молоком, изо рта пошла пена…

Изуми подскочила, повела носом. Неужели яд?!! По телу Ёсико пробегали судороги.

— Сестричка, не умирай!

Что делать?!! Нужны человеческие руки! Обратись! Изуми попыталась вызвать у маленькой лисы рвоту, выгнать наружу ядовитое молоко. Вышло немного. Сколько там она его выпила⁈

— Ёсико-о-о!!!

Подушечки лапок маленькой лисы начали холодеть, изо рта выпал посиневший язычок…

Глаза Изуми застелило багровой пеленой, в мгновение ока она обежала вокруг дома, взлетела на крыльцо, рванула дверь веранды на себя:

— Мерзавец! Паскудная тварь! Мы ведь помогали вам! — Изуми обратилась лисой и изо рта у неё вырвался целый поток пламени! Заполыхала свешанная горой в углу зимняя одежда, занавески на опоясывающих веранду окнах, составленное по углам барахло…

Распахнулась дверь в тёплый дом и мужчина закричал. Изуми ударила снова! Стоящий прямо за дверью диван вспыхнул, словно порох, скатерть на столе, шторы на окне, разложенные бумаги, коробка со старыми газетами для растопки, одежда… Одежда на человеке…

Ёсико плыла в горьком море. Было душно, холодно и больно. И шкура на хребте саднила. Она попыталась обратиться, не смогла и застонала.

— Ты жива! — капкан со спины сняли, и кто-то (кажется Изуми?) начал обмывать ей мордочку водой из лейки.

— Пф-ф-фу… кххх… в нос н… не… лей… мммэ… — Ёсико перевалилась на спину, не в силах открыть глаза, — Пч… пчму ды… ымом… пхнет?..

Изуми глухо зарычала:

— Они пытались тебя убить!

Ёсико с трудом прикрыла глаза лапой от невыносимо режущего (для неё) закатного света и всё-таки посмотрела на подругу:

— Ты?.. — та мрачно кивнула. Теперь Ёсико различала, что со стороны улицы доносятся крики, громыхание вёдер, плеск и шипение.

Не погасят.

Кричали бабы.

Нет, бабы в основном голосили, а кричала одна — хозяйка, на своего мужика. Побежал из дома, бросил в огне детей. А он… а! Изуми испугался. Да. В ярости она страшная. Да и одежда загорелась.

Ёсико вдруг очень ясно осознала, что кричащая хозяйка вовсе не виновна в её страданиях. Это он — он за что-то невзлюбил тайных помощников и решил их отравить. И сейчас, по вине своего надменного мужа, эта женщина, Арина, теряет всё, что у неё было — и самого мужа, и дом, и детей, маленьких девчонок, с которыми Ёсико тайком играла в детской.

— Изу… ми… т… там…

Изуми наклонилась к лицу подруги:

— Что, Ёсико, что?

— Там… дь… де… ти… вы… тащи…

Изуми снова зарычала:

— Они пытались тебя убить!!!

Ёсико уронила лапу и закрыла глаза. Спорить сил не было.

— Де… вчки… спа… си…

Изуми рыкнула и рыжей молнией метнулась к дому. Нижний этаж полыхал. Но наверху были открыты окна, в которые вырвались клубы дыма. Туда! Думать было некогда. Как там? Представь, что летишь? Изуми зарычала и прыгнула. Наверное, это был не вполне полёт, но в окно второго этажа ей удалось заскочить. Засчитаем за полёт!

Дым забивал нюх. Гррр… Плач! Туда! Она выскочила из комнаты в коридорчик. Две двери. Тут! В большом деревянном манеже стояла зарёванная девочка, совсем мелкая. Изуми перекинулась в человека и вынула малышку из детской тюрьмы.

— Тихо, котёнок… Так, где твоя сестричка?

Вторая нашлась на лестнице, ведущей наверх. Бежала к сестре и немного не добежала, ага. Наглоталась дыма, видать. Уносить надо обеих, дышать совсем нечем… Малышка закряхтела и завозилась.

— Терпи, малявка, сестру спасаем, — бормотала Изуми, перехватывая обеих девчонок под мышки. Девятилетка слегка кренила её на левую сторону. Не страшно. Теперь к открытому окну. Так. Представим, что мы идём по облакам…

(продолжение следует…)

29. ЛЮБАШИНО, окончание

Море снова качало её тягучими горько-холодными волнами. Стоит позволить себе утонуть — и всё кончится, ведь так? В груди было больно, и челюсти снова начало сводить судорогой.

Ёсико с трудом разжала стиснутые зубы:

— Го… гос… пжа… Эй… ра…

Сознание вдруг провалилось в странное место, вокруг был купол из золотых светящихся нитей, и на белой ажурной скамеечке сидела дама в голубом.

— Давненько мы с тобой не виделись, маленькая лисичка, — она слегка улыбалась, и это внушало надежду.

— Госпожа Эйра! — Ёсико сложила ладошки лодочкой и поклонилась, — К чему беспокоить богов по пустякам, до сих пор мы худо-бедно справлялись.

Богиня усмехнулась:

— И что же теперь?

— Прошу вас не отказать… — Ёсико склонилась ещё сильнее, — У меня две нижайших просьбы.

— Я слушаю.

— В горящем доме две девочки, помогите им спастись, прошу, — кицунэ продолжала стоять в почтительном поклоне.

— Этим успешно занимается твоя названная сестра. А вторая?

— Помилуйте деревню! Да не пострадают люди из-за действий одного глупца! Пошлите дождь, что погасит пламя.

Эйра была немного удивлена. Но Ёсико этого не видела, потому что продолжала стоять согнувшись.

— Ну… с дождём это немного не ко мне, но, я думаю, мы тут договоримся.