и по размеру порции приличные. Проблема в том, что это откровенные объедки — на полуобглоданных костях следы зубов, и какие-то посторонние вкрапления… Когда заявил тюремщику, что не стану есть эту дрянь, он смачно харкнул в тарелку, развеяв мои сомнения. Мои демарши ни на кого тут впечатления не производят. Остается гадать, вспомнит ли граф, что целитель может работать, только будучи живым, или раньше загнусь, и тогда интрига уже в том, от чего — от голода, от нервного истощения, из-за нехватки сна или от ночного переохлаждения. Хоть тотализатор открывай.

Пусть блокатор с меня и сняли, без солнечного света нет сил даже на самый короткий нырок в Тень. Но нападение на тюремщиков ничего не дало бы, кроме морального удовлетворения от того, что на Танаиде станет парочкой гадов меньше — второй отряд стражи надежно защищен каменной стеной, до него мне не дотянуться. Очевидно, я не первый маг, которого здесь держат.

На четвертые сутки мне уже становится все равно, что будет дальше — и тогда-то за мной приходят. О нападении уже не думаю — остаток сил уходит на то, чтобы переставлять ноги. Странно, для меня изменилось все, а замок остался прежним… только вот суетящиеся в коридорах слуги больше не кланяются униженно. В одной из анфилад встречаем Лилли, случайно, наверно; спадает с лица, разворачивается и убегает. Надо же, стыдно ей смотреть мне в глаза. Какая несвоевременная чувствительность.

А вот графу не стыдно ни капельки, он явно наслаждается собой, сидя за тем самым столом, где мы столько раз ужинали. Теперь никто не предлагает мне стул. То ли граф понял, откуда я беру силы, то ли случайно совпало, но за окном темно. Без хотя бы капли энергии в Тень мне не войти.

— Надеюсь, ты хорошо отдохнул и готов приступить к работе? — ехидно спрашивает граф.

Вместо ответа плюю в его сторону. Почти символически, во рту сухо. Жаль, не дотягиваюсь. Один из слуг — где-то уже видел это лицо — коротко, без замаха бьет меня по почкам. Сгибаюсь пополам от боли, однако на ногах устоять удается.

— Долго колебался, не познакомить ли тебя с чудесами моей темницы сразу, — доверительно сообщает граф. — Но решил сперва выяснить, на что ты способен. Что же, теперь тебе надо просто делать то же самое, но намного, намного больше. Желающие исцеления пожилые Высшие не переводятся. Зато награда будет щедрой. Например, возможность поспать не в камере, а в обычной комнате. Или еда, куда почти никто не плевал. Готов приступить к работе?

Молчу. Нет никакого желания разговаривать с этой сволочью.

Так и думал, что сговор с Хёрстами был только поводом. Мне не оправдаться, потому что графу плевать, виновен я или нет. И серебром мне платили, не торгуясь, потому что никто и не собирался его мне оставлять. Аристократический вариант кабатчика Гара.

А я-то всё думал, как мне откреститься от дурацких обвинений. Новую отговорочку сочинил, прелесть, какую убедительную. Но нет, бесполезно. Давно и не мной сказано: я виноват уж тем, что хочется сиятельному графу кушать. Никакие отговорки не помогут. И всё-таки он меня сильно удивляет.

— Жаль, что у тебя нет семьи, — раздумчиво говорит граф. — Мужчине твоих лет положено иметь жену и детей, что же ты так сплоховал? Меня всегда поражало, на что только люди не идут ради близких. А вот у Сета семья была, и он даже не представлял себе, насколько уязвимым это его сделало. Такой гордый, такой несгибаемый, вот прямо как ты… а потом он в ногах у меня валялся. Сперва — чтобы я пощадил его жену и детей, а через несколько часов — чтобы наконец позволил им умереть. Весьма досадно, что ты не обзавелся близкими, Мих. Но не расстраивайся, и с самим человеком можно проделать много удивительных вещей. Три дня в темнице были лишь небольшой разминкой. Но у меня хорошее настроение, и я готов пропустить часть с развлечениями, если ты отправишься к пациентам прямо сейчас.

Молча смотрю на него сквозь спутанные волосы. Вот еще, разговаривать с этой мразью… Но не только брезгливость мешает. Ещё огромное недоумение, он что, правда не понимает? Раньше не держал его за полного идиота.

Ещё обращаю внимание на кое-какие слова графа. В Танаиде нет нормы беречь женщин и детей. Дело не в гуманности, чем-то другим и очень важным это кажется. Не успеваю додумать…

— Ну вот и славно! — оживляется граф. — Конрад, золотце мое, приступай.

Хлобысь! Канис пенис ин ано графус! Слуги не простые — это какой-то силовой вариант вроде боевых дружинников; швыряют меня на пол. С трудом удаётся не удариться лицом о пол.

Из-за спин боевых холопов выступает ещё один персонаж. Крепкие ноги в сапогах, просторная рубаха с закатанными рукавами. Грубое мужицкое лицо украшает — хотя вернее сказать, сильно портит, — предвкушающая поганая ухмылка. В могучих руках устрашающей толщины и размеров кнут. Тот самый конюх, самый первый почти нахамивший мне слуга.

Что-то мне активно не нравится выражение лица графского «золотца» Конрада. Как будто в спальню к новобрачной вступает. Причём не просто к возлюбленной, а к той, кого долго вожделел и вот — наконец-то! Вот что больше всего напрягает. Меньше всего мне хочется быть на месте объекта вожделения брутального мужика, хоть и не в том смысле. Ворочается внутри и хватает за горло вспышка злобы.

Канис пенис ин ано аурум-Конрадус! Я буду не я, если не найду, чем ответить этому уроду. Всем уродам! В-ш-ш-и-х-с-с! — угрожающий свист кнута заканчивается взрывом длинной боли. Сжимаю изо всех оставшихся сил зубы, превращаю рвущийся из груди крик в задавленный хрип. И проваливаюсь в спасительную тьму.

Где это я? А, родная темница! На автомате проверяю себя, на это энергии почти не требуется. Козлина Конрад! Прекрасно помню, вернее, не помню ударов больше одного, но чувствую на спине три рубца. Графское «золотце» сразу не поняло, что удовольствия его подло лишили?

Лицо и волосы, обрывки, в которые превратилась рубашка, мокрые. Пытались водой отлить? Какие-то капли в рот попали и самую малость притушили бушующую внутри жажду. Подносимое мне питьё тоже предусмотрительно не употреблял. А сейчас чувствую, организм кожей драгоценную влагу впитывает. Ну, хоть так. Может, сутки ещё протяну, или сколько там без воды человек может жить?

Как-то не задалась у меня житуха в этом чудном магическом мире. Отчётливо начинаю понимать, что нет мне здесь места. Если