– Вопрос, касающийся ее лунатизма, уже задан, и на негополучен ответ, – заявил Мейсон. – Сейчас я предоставил ей возможностьобъяснить, что она имела в виду, отвечая на мой вопрос.

– А я возражаю.

– Очень хорошо, ваша честь, я снимаю последний вопрос.Достаточно и того, что она ответила на мой первый, – ответил Мейсон.

Бергер с негодующим видом медленно опустился на стул. Мейсонспросил все тем же задушевным тоном:

– Вошло ли у вас в привычку время от времени использоватьэту нишу под крышкой кофейного столика как тайник, где вы прятали некоторыевещи, Эдна?

– Да, сэр, вошло в привычку.

– Поэтому когда вы заперли ящик буфета вечером тринадцатогои отправились спать с засевшей в голове мыслью, что ваш дядя, возможно, достаетэтот нож, когда разгуливает во сне, то когда и сами подверглись воздействиюлунатизма, подсознательно не веря, что замок на ящике – надежная гарантия того,что нож не попадет в руки дяди, то взяли нож из ящика и спрятали его в нише подкрышкой кофейного столика, причем ровно в пятнадцать минут первого ночи, не такли?

– Возражаю! – воскликнул Бергер. – Вопрос не соответствуетпроцедуре перекрестного допроса. Носит предположительный характер. Задан не посуществу. Не имеет под собой никакого основания.

– Напротив, вопрос глубоко обоснован, – заверил Мейсон суд.– Свидетельница показала, что заперла ящик буфета, показала, что видела ножутром тринадцатого, как и то, что в следующий раз увидела этот нож утромчетырнадцатого. Я вправе допросить ее, чтобы доказать, что она, возможно,видела этот нож еще раньше утром четырнадцатого, а именно тогда, когда доставалаего из ящика.

– Но, – возразил Бергер, – если она сделала это в состояниилунатизма, то как она может знать о том, что вытащила нож из ящика?

– В этом случае, – ответил Мейсон, – ей достаточно будетсказать: не знаю.

Судья Маркхэм кивнул:

– Возражение обвинения не принимается.

Эдна Хаммер ответила чуть не плача:

– Я не знаю.

Мейсон сделал жест, как бы подводя черту.

– У меня все, – заявил он.

Гамильтон Бергер обменялся взглядом с молодым Блэйном, затемони вновь вполголоса возобновили консультацию.

– Еще вопросы будут? – спросил у них судья Маркхэм.

– Прошу прощения, если мы попросим у высокого судапредоставить нам еще две-три минуты на размышление, – ответил Бергер, – так какдело в целом приобрело неожиданный оборот.

Блэйн что-то неистово ему зашептал, но Бергер медленнопокачал головой, затем спустя момент сказал:

– Хорошо, воспользуюсь предоставленным нам правом и задаммисс Хаммер несколько вопросов. Как я понял, вы признались, что подверженылунатизму, мисс Хаммер?

– Да, призналась.

– Когда вы впервые узнали о том, что разгуливаете во сне?

– Недель шесть назад, а может, и два месяца. А возможно, инемного раньше.

– А как вы это обнаружили?

– Я беспокоилась о некоторых важных бумагах дяди Питера. Оноставил их на письменном столе в гостиной. Я сказала ему, что не думаю, что этодля них подходящее место, но он ответил, что все нормально и их там никто нетронет. Я отправилась спать, глубоко обеспокоенная этим, и утром, когда встала,бумаги оказались у меня под подушкой.

Бергер повернулся к Блэйну, словно говоря всем своим видом:ну что, разве я не прав? Тот поежился, явно испытывая смущение, и шепотомсказал Бергеру еще что-то. Бергер вновь обернулся к Эдне:

– Почему вы не сказали нам об этом?

– Меня никто не спрашивал.

– И именно тогда достали эту книгу о лунатизме?

– Выписала ее, да, тогда.

– Почему?

– Потому что хотела изучить ее и выяснить, смогу ли я самаизлечиться, а также убедиться – наследственное это у меня или нет. Инымисловами, тяготеет ли надо мной проклятие предков.

– А сами между тем продолжали разгуливать по ночам во сне?

– Да.

Бергер со свирепым видом повернулся к Блэйну. Мейсон, глядячерез пространство, разделяющее столы защиты и обвинения, ухмыльнулся, когдаоба юриста шепотом вступили между собой в горячий спор. Доносившиеся до негосвистящие и шипящие звуки не давали возможности разобрать, о чем шла речь, нобыли достаточно громкими, чтобы судить о том, что Бергер раздражен до предела.

– У нас все! – скорее огрызнулся он, чем объявил, невзираяна все возражения, нашептываемые Блэйном.

– У вас не возникло в связи с вопросами обвинения желанияпродолжить допрос свидетельницы? – спросил у Мейсона судья Маркхэм.

Мейсон покачал головой:

– Нет, ваша честь, я вполне удовлетворен показаниямисвидетельницы в той форме, как она их изложила.

– На этом все, мисс Хаммер, – объявил судья. – Вызывайтевашего следующего свидетеля, мистер Бергер.

– Вызывается Джеральд Харрис.

Тот взглянул сочувствующим взглядом на Эдну Хаммер, когдавышел для дачи показаний. Она ответила ему вымученной улыбкой. После того какХарриса привели к присяге, Бергер, оставив без внимания предупреждающий шепотБлэйна, приступил к допросу:

– Вас зовут Джеральд Харрис?

– Да.

– Вы знакомы с обвиняемым Питером Кентом?

– Да, знаком.

– Вы находились в его доме вечером тринадцатого?

– Да.

– Я показываю вам нож, мистер Харрис, который представленсуду как доказательство номер два, и спрашиваю вас: видели ли вы этот ножкогда-либо прежде?

– Видел, в особых случаях.

– Где?

– Когда был гостем в доме мистера Кента. Этим ножом Кентразделывал индюшку и цыплят. Полагаю, что это самый маленький нож из набора,который использовался для разделки мяса.

– Вы знаете, где его хранили?

– Знаю.

– Где?

– Во встроенном буфете в столовой.

– А знаете точно, где именно в буфете?

– Да, сэр, в верхнем ящике. Там еще для него имеетсяспециальное, отделанное бархатом, место.

– У вас была возможность заглянуть в этот ящик вечеромтринадцатого числа этого месяца?

– Да, была.