– Беспомощная?! – возмутилась я. – Да тыпросто не видел беспомощных женщин! Такие женщины живут с мужьями по тридцатьлет, сносят все оскорбления, потому что боятся остаться одни! Они разыгрываютиз себя влюбленных, а ночами плачут в подушку! Они ненавидят свою ужаснуюжизнь, но не в силах ничего изменить! Просто не могут, и все… Да, они варят щи,они ждут мужика к обеду и привыкли к тому, что эти мужики воспринимают все какдолжное. Они даже не живут! Они просто существуют. Но зато у них есть семья!Какая она – не имеет значения. Главное, что никто и никогда не скажет, что отхороших баб мужики не уходят. Я не такая. Я не чувствую своей вины за то, чтолишила ребенка отца, потому что такая семья, которая была у меня, на фиг ненужна! Я не беспомощная, потому что я никогда и ни у кого не иду на поводу! Якарабкаюсь сама!

Я вдруг, словно со стороны, услышала свойголос и сразу замолчала. «Ну и речь загнула, – подумала я, – сама от себятакого не ожидала».

– Пацаны, дайте ей гранаты, а то она неуспокоится, – сказал Олег, воспользовавшись паузой.

– А она ими прямо здесь швыряться не начнет? –усмехнулся один из братьев. – По-моему, у девчонки не все в порядке с нервнойсистемой.

– Не начнет, – заверил Олег.

Братья выдали мне полиэтиленовый пакет с двумягранатами, и я облегченно вздохнула.

– Если моих друзей нет в живых, я взорву домГлобуса, – решительно заявила я.

– Чтобы взорвать дом, двух гранатнедостаточно. Для таких дел нужен тротил, – вполне серьезно сказал один избратьев.

– А как у вас насчет тротила? – быстроспросила я.

– Мы тротилом не балуемся, – сказал другой инаправился к выходу.

К моему великому удивлению, он довольно легкоразместился на водительском месте. Было уже совсем темно, но я все же смоглаточно показать дорогу.

Остановившись неподалеку от виллы, мы спряталимашину в кустах и дальше пошли пешком. Олег держал меня за руку и заметнонервничал:

– Надо было оставить тебя дома. Такие дела недля женщин…

– Хватит мне говорить про мужские и женскиедела, – оборвала я его. – По-моему, совсем недавно я дала полный раскладотносительно этого вопроса.

– Слушай, а ты и в самом деле феминистка!

– Жизнь заставляет меня ею быть.

Дойдя до виллы, мы остановились. Братьяудрученно посмотрели на высокий забор и шепотом спросили:

– Тут собаки есть?

– Нет тут никаких собак, – сказала я и охнула,увидев, как оба брата, несмотря на свой вес, сиганули через забор.

Олег хотел было последовать их примеру, но якрепко вцепилась в него:

– Послушай, а я как же?

– А ты сиди здесь и жди нашего возвращения.

– Совсем спятил? Какого черта я буду сидетьодна в темном лесу?! И потом – у меня гранаты.

– Вот и сиди со своими гранатами спокойненькопод этим забором. Все! Тема закрыта. На всякий случай достань пистолет и держиего наготове. Только не вздумай палить по своим.

Олег приложил палец к моим губам и перемахнулчерез забор.

– Сволочь ты, Олег, – прошептала я ему вслед,– ты даже не представляешь, какая ты сволочь! – Достала пистолет и сняла его спредохранителя.

Не знаю, сколько я просидела одна в кромешнойтемноте. Мои нервы были на пределе. Больше не было сил ждать. Я положилапистолет в сумку, повесила ее на шею и растерянно посмотрела на пакет сгранатами. Неожиданно сообразила и, словно собака, ухватила его ручки зубами истала карабкаться на каменный забор. Я расцарапала руки в кровь. Слизнув кровь,сделала новую попытку, и, к моему великому удивлению, у меня получилось.Правда, колени тоже были расцарапаны до крови, но я уже сидела наверху. Япосмотрела вниз и с ужасом подумала, что придется прыгать с такой высоты. Новыбора не было. Я закрыла глаза и прыгнула.

– Ничего, до свадьбы заживет, – пробормоталая, осмотрев свои ссадины, и тут же подумала: «Только будет ли она когда-нибудь,эта свадьба… По-моему, я уже все свои свадьбы отгуляла».

Вытерев кровь подолом, я стала тихонькопробираться к дому. Стояла полнейшая тишина. Увидев какую-то маленькую сторожкуили будку, я решила забраться в нее, чтобы понаблюдать за домом. Открыв дверь,я обнаружила, что это вход в подвал. Прямо передо мной была уходящая внизлестница. Я достала пистолет и стала медленно спускаться. Впереди забрезжилтусклый свет. Скоро я оказалась в сыром подземелье. То, что я увидела,оглядевшись, нельзя передать словами. В этой вонючей сырости к скользкой стенебыла прикована Катька. Ее голова упала на грудь, а руки безжизненно висели,словно плети. Я бросилась к ней, стала гладить ее лицо, лихорадочно ощупыватьзамки наручников.

– Катенька, Христом Богом молю, скажичто-нибудь, скажи, что жива, – бормотала я.

Катька открыла глаза:

– Наташка, Наташенька… – прошептала онаразбитыми губами.

– Это я, Катюха, я! – громко закричала я ипопыталась выдернуть оковы из стены.

Поняв, что все мои усилия напрасны, япрошептала:

– Я не могу тебя освободить. У меня нетключей.

Катька с трудом открыла глаза.

– Наташа, беги отсюда, – услышала я. Глаза ееснова закрылись, по векам струилась кровь.

– Как это беги? – бормотала я, раз за разомдергая ее оковы. – Я пришла за тобой, я тебя обязательно освобожу, ты толькодержись, ты же сильная, у тебя же двое деток, они любят тебя. Я сейчасчто-нибудь придумаю…

Слезы застилали мои глаза. Я понимала, чтоничем не могу помочь.

Неожиданно она спросила:

– Где он?

– Кто?

– Этот маньяк. Он ненормальный, понимаешь?Уходи, а то он доберется и до тебя…

– Глупости. У меня тут целый арсенал. Двебоевые гранаты и пистолет. Справлюсь. Ты держись. Главное – найти какую-нибудьпилку, и я сниму твои наручники.

– Вместе с сознанием ко мне возвращается боль,– еле слышно прохрипела Катька. – Сдохнуть бы побыстрее и не мучиться.

– Господи, Катька, ты что ж такое говоришь?! –в истерике прокричала я. – Сдохнуть она собралась! Сдохнуть-то проще всего,только кто твоих детей на ноги поднимать будет?! Ты уж держись, держись,Катенька…