«Ты же знаешь, сам прятался во время войны в Ташкенте!» — объяснил я ему. «Ты сегодня всё время шутишь», — отметил отец. «Но для собаки мы найдём врача помельче», — пошутил на этот раз брат, не считая меня за врача. «А зря!» — подумал я. Первым делом показали ветеринарному специалисту с толстым красно-фиолетовым носом. «Выбросите его, хлопцы! — добродушно сказал ветеринар, потрепав ласково пациента за холку. — На хера он вам сдался! — добавил специалист. — Сами подумайте, даже если гной уйдёт, — пояснил он свои научные догадки, — то бельмо точно останется, а это и в человечьей медицине проблема. — Выбросите его и возьмите другого пса», — подытожил свою консультацию ветеринар, собираясь на вызовы: к свиньям, коровам, от которых пользы было больше, чем от собаки — свиное мясо, сало, а по его «хлопцы» чувствовалось, что сало ему не чуждо. «Давайте всё же попробуем», — наивно попробовал его уговорить брат. «Давайте, — согласился без ломаний салоед, — вот вам рецепт на порошок, хорошее средство, вдувайте три раза в правый глаз, можно даже в оба, для профилактики». — «Нет такого лекарства „Каломеланос“! — удивились ветеринары аптеки рецепту. — А, это, наверное, доктор имел в виду Каломель! — догадалась другая, подошедшая работница. — Что, у собачки глисты — да? Это глистогонное средство, — пояснила она, — только очень токсичное из-за ртути, но собакам иногда дают, если глисты замучили». — «Нет — это собаке выписано, в глаз вдувать!» — ошарашил я фармацевта. Аптекарши печально развели руками. «Знаешь что, — осенило меня на улице, — а что если мы в наглую подойдём к „человечьему глазнику“, например, на медгородке, где тётя Эмма работает. Только не к ней, конечно, и чтобы она не видела». Я бы не отказал в совете, как лечить собаку, — объяснил я свою задумку. — В любом случае, «человечий» врач выше «свинского»! Как раз у кабинета глазника — ни души. «Здрасте», — скромно вошли мы в кабинет, где кроме врача и медсестры была девочка лет 12, но не пациентка. «Глазники» перекусывали бутербродами с чаем. «Приём окончен, молодые люди!» — радостно сообщила нам глазная медсестра, и её начальница тоже кивнула в знак согласия. «Извините, — начал брат, — но у нас к вам большая просьба, а в часы приёма, конечно, не попадём к вам. У нас тут щенок дога из зоопарка, у него глаз поражён…». — «Что вдруг зоопарк стал присылать нам собак!» — возмутилась окулистка, выплюнув при этом крошки бутербродной смеси. «Да нет, мы купили собаку в зоопарке», — пояснил брат. «Чёрт знает что! — не успокаивалась „глазничка“. — Зоопарк торгует собаками, ну и идите в зоопарк к ветеринару!» — посоветовала офтальмолог, при этом ещё раз выплюнув частицу бутерброда на амбулаторную карточку, лежащую на столе. «Мама, посмотри», — жалобно произнесла девочка, оказавшаяся дочерью специалиста. «Ладно, откройте собаке глаз», — сжалилась окулист и, глянув своим глупым глазом в умный собачий, дожёвывая бутерброд, приговорила щенка к потере глаза. «Большое спасибо», — сказали мы и вышли из учреждения тёти Эммы. «Сами вылечим, — успокоил я брата, — пойдём в аптеку, возьмём глазные капли альбуцид, раствор риванола и тетрациклиновую глазную мазь». Через неделю интенсивного нашего лечения, подкреплённого интенсивным питанием в виде поливитаминов, одного литра 6 %-го молока в день — гной исчез, глаз очистился, но перед нами открылась картина сплошного бельма на правом собачьем глазу. Щенка заносило в левую сторону, правый глаз не видел. «Что теперь делать?» — растерялся брат. «Я же не случайно вспомнил про отца, — сказал я, — его лечили раствором дионина — рассасывающее средство при помутнении стекловидного тела. Почему нельзя при помутнении роговицы попробовать?» — пояснил я свою мысль. «Да, ты помнишь? — удивился отец. — Действительно, как-то так назывались капли, но они не помогли». — «То ты, а то собака», — сказал я и опять пожалел о своей очередной неуместной шутке. «Дионин только по рецепту!» — сказали в аптеке. «Давай возьмём рецепт в зоопарке, это ж их собака!» — предложил я и сам пошёл в зоопарк. Прыщавая администратор заулыбалась радостно, что не за деньгами пришёл, и подписала письмо в аптеку, которое я подготовил: «Администрация душанбинского зоопарка убедительно просит отпустить раствор дионина для лечения больного животного — щенка дога». Рассасывающая терапия началась со следующего дня, и к нашей радости и удивлению, пятно с каждым днём светлело и, наконец, мы увидели чистую, прозрачную собачью роговицу и то, что под ней: зрачок, радужку и прочие «принадлежности» глаза. Только радужки у нашего щенка оказались разного цвета, на больном глазу — чёрная, на здоровом — коричневая. После интенсивного лечения все пробы, проведенные нами с завязыванием здорового глаза, показали, что щенок видит, и хорошо видит, а также рычит и кусается при попытке забрать у него еду. Это был мой первый пациент — собака! «Главное, чтобы не было у тебя „собак“ — пациентов!» — пожелал мне брат.

«Зачем нам жить напротив тюрьмы?!» — сказал брат. Нашли квартиру у таджиков в районе Сельхозинститута. «Новая» квартира оказалась глинобитной мазанкой в большом таджикском дворе, с большим домом, полным хозяев, и баранами на выгуле. «А чито эти такой?!» — испугано спросила толстая хозяйка в национальных штанишках, с накидкой на голове и прочими атрибутами, которые носят нормальные таджикские женщины, имеющие до десяти и более детей и по которым не поймёшь, то ли им 30, то ли 60 лет от бесконечных родов. «А, это маленький щенок», — успокоили мы хозяйку. «Маленький? Хороша, только большая не надо, да?» — сказала она. «Да», — ответили мы почти как таджики, наступила пора нам таджикский учить.

Также успешной была моя деятельность в новаторстве, которую я сочетал с журналистской деятельностью. Свою деятельность в качестве журналиста или корреспондента я начал с посещения, по совету Марины Алексеевны, зам. главного редактора газеты «Вечерний Душанбе» с типичной фамилией Маклер. «Очень приятно, — притворно произнёс Маклер, — видеть молодого, энергичного сотрудника ТаджикИНТИ. Есть у вас для нас материал?» — спросил он меня, как портной. «Может, вы, для начала, мне тему подскажете?» — предложил я. «Я могу вам предложить тему из другой области, и я думаю, что вы с ней справитесь». — «Ещё один еврей мне доверяет, — промелькнуло у меня, — обидно будет его подвести». У нас «на носу» годовщина Великой Октябрьской революции, и надо показать заботу Советской власти о старых людях. Посетите Дом ветеранов труда и напишите хорошую статью, это будет, я думаю, и для вас интересно, и для нас большая помощь.

Своё посещение Дома ветеранов труда я почему-то начал со столовой — вернее, кухни этого учреждения, где «всю душу вкладывают в старое поколение и не докладывают» в общий котёл. «Где мясо? — спросил я у жирных поваров. — Я мяса не вижу в котлах!». «Воти мяса! — сказал жирный повар, отыскав на дне котла кусочек сухожилия. — И вабще, кито тибэ дали права заглиядавать в наши катол?! — перешёл он в наступление. — Иди раньша ки наша дирэкитар и спрашиваи у него разрэшений!».

«Рад вас видеть», — сказал, зло меня разглядывая, директор лет 55-ти, не худой таджик, похожий на завскладом или столовой. Видно было, что он не испытывал недостатка в мясе, жирах и макаронных изделиях. «Почему вы только ко мне раньше не вошли, а начали посещение со столовой, и мы не подготовились вас, как положено, встретить? Пойдёмте!» — сказал он, по пути бросив секретарше: «Лола, организуй хорошенький жарко для уважаемого корреспондента „Коммунист Таджикистана“».