— Вот так просто?

А как же вечное отстаивание Пашей своей позиции? Я до сих пор помню единственный повод для ссоры в начале нашего брака, и тот скандал начала я. Муж тогда позвал коллег домой, на посиделки в ресторане денег ни у кого не было. Они немного выпили, мы, парни и девушки, разделились по группкам. А затем я услышала, как один из приятелей спрашивал Пашу о семейной жизни — как оно, там? Не пилит ли жена? Стоит ли впрягаться в подобное? Сложно ли?

— Мужчине можно всё. Женщине — всё остальное. Секрет счастья, — ответил тогда Паша.

Парни рассмеялись, да и девушки, которые услышали ответ моего мужа — тоже. В нём не было ничего оскорбительного, кроме обычного мужского шовинизма — для того времени он был нормален. Но мне было обидно до слёз. И я впервые не сдержалась, когда все ушли, я накинулась на Пашу с упреками, что нельзя так, неправильно это.

— Ты нормально объясни, что не так. Сидели, шутили с парнями, а ты докопалась. Так — неправильно. Хорошо. А как правильно? — спросил тогда, семнадцать лет назад Паша.

А я не смогла ответить, сама не знала — как правильно. Глеб расплакался, я пошла укачивать его, кормить, а когда уложила сына — муж уже спал. Я тоже легла спать, отругав себя за истерику на пустом месте. И сделала зарубку на память — больше не выносить Паше мозг невнятными обвинениями, на которые я даже ответить достойно не могу. И слово, данной самой себе, я держала многие годы. Но ту фразу о том, что мужчине можно всё, я так и не забыла.

Может, если бы мы тогда поговорили, и я сумела объяснить Паше, что именно меня так обидело, у нас бы не было всех этих проблем? Может, не замолчи я тогда, мы бы умели договариваться, не живя в системе, когда мне «можно всё остальное»?

— Всё правильное — просто, — вернул меня к реальности голос мужа. — Недавно я говорил тебе, что ты и дети и есть моя главная сбывшаяся мечта, и я не шутил, просто на время я позволил себе об этом забыть. Я тебя люблю, Ася. И я, правда, услышал тебя: больше тебе не придется отшивать других женщин вместо меня. Урок я усвоил. Смотри-ка, — Паша кивнул за окно, продолжая приобнимать меня, — Глеб нас встречать вышел. Сказать ему, что ли, что ты его сраным рэпером назвала?

— Эй! Я пошутила, вообще-то!

— Ты была вполне серьезна.

— Блин… Паша, — я попыталась возмутиться, но неожиданно рассмеялась, за что тут же почувствовала легкий укол вины — муж болеет, а я то о других женщинах разговоры веду, то веселюсь. — Ну всё, хватит!

— Я подумаю о том, чтобы не рассказывать Глебу, какого мнения ты о его любимом рэпе, но с тебя должок. Натурой возьму. После окончания курса терапии, — добавил Паша после короткой паузы. — Когда мы идем к тому, другому врачу?

— Завтра.

Я хотела продолжить разговор о лечении, поговорить о терапии — интересно, Паша будет заканчивать её в «старой» клинике, или можно будет полностью передать мужа другому врачу? А если этот врач нам не понравится? И снова сомнения одолели — а не зря ли я с Инной отношения испортила, и Пашу в это втянула так поспешно?

Но в этот момент мужу позвонили, и он ответил.

— Эй, родители, — Глеб постучал в окно, и я приоткрыла его. — О чём секретничаете? Лика за вами в окно следит, боится что снова переругаетесь. Может, домой подниметесь?

— Да… да, сейчас, — ответила рассеянно.

Потому что очень уж хорошо я расслышала, как телефонный собеседник Паши произнес знакомое имя.

Тамила.

Глава 40

ПАША

Интересно, хоть кто-то по-настоящему бывает счастлив в сорок лет? Или накрывает всех, просто по-разному?

Я, действительно, обожал свою семью. Асю любил, лишь её хотел. На других женщин смотрел, конечно, я не слепой, но даже мыслей о леваке не возникало.

В Глебе я своё продолжение видел. Сын. Первенец. Не скрою, хотел сына видеть похожим на себя, но решил не ломать его. Творческий? Ранимый? Пусть.

Путь по иерархии в бизнесе приносил в мою жизнь азарт, мечты юности давно выветрились из моей головы. Деньги, уважение — мне нужно было больше, больше и больше. Устраивало всё.

А затем всё начало рушиться. Сорок лет. Диагноз. Вспомнилось то, о чём я мечтал мальчишкой. А то, что любил всю сознательную жизнь стало раздражать. Может, так произошло бы и без онкологии, и дело в самом возрасте? Но факт остается фактом — я чуть не разрушил всё, что строил, что любил… кого любил. Жену, сына, дочь — их чуть не разрушил.

И ведь всё, что Асе говорил правдой было: о диагнозе ей не сообщал, чтобы мужчину во мне продолжала видеть сильного, чтобы не сломалась, чтобы мне мозг не выносила… И любить её не переставал, даже когда вёл себя по-скотски. Забыл на время о ценности, но любить — нет, не переставал ни на минуту. Но когда жене обо всём рассказывал на парковке, понял еще кое-что — еще недавно, до возвращения Аси ко мне, я буквально упивался тем, что вся моя жизнь катится в бездну! Смаковал и свой диагноз, и то, что жизнь прожил не так, как в юности планировал, и то, что все близкие от меня отвернулись…

Смаковал, потому что за всей моей бравадой и напускной решимостью «нагнуть рак», скрывался страх смерти. Я боялся, и я готовился. Таким вот тупым образом.

Впрочем, до постановки диагноза я боялся старости. Потому что, сука, сорок лет!

И вот, рассказал я обо всём жене, и думаю: а есть ли вообще те, кто сорокалетие встречает полностью удовлетворенным тем, как жизнь сложилась? Среди моих знакомых таких, довольных, кажется нет. Один любовниц менять начал ежемесячно, жена терпела, но узнала и сама любовника завела. Второй от жены и вовсе ушёл, с малолеткой связался, которая по клубам его принялась таскать, и в одном из клубов он из-за кокса микроинсульт схватил. Третий… хм, да та же примерно история.

И вот он, получается, я. Тоже в «клубе сорокалетних». Продолбался, как мог.

Но Ася вернулась. Поняла меня? Простила? Не уверен. Наверное, причина в том, что жена тоже меня