— Конечно. Я сказала ей, что буду работать допоздна, так как на следующий день отпросилась.

— Ваш начальник может это подтвердить?

— Да. А в чем, собственно, дело? Вы меня в чем-то подозреваете?

— Не принимайте близко к сердцу, стандартная процедура проверки, — отмахнулся Денисов. — Может быть, подозреваете кого-то, кому была выгодна смерть Смогржевского?

— Нет, не думаю, что кому-то это было выгодно. По крайней мере, я таких людей не знаю.

— Был кто-то еще в здании вместе с вами?

— Видела Вадима. Больше вроде никого не было.

— Вы имеете в виду Гречкина?

— Да. Видимо, он тоже остался доделывать работу.

— Ладно, на этом пока что все. Можете идти.

* * *

После тяжелого разговора с Денисовым Кристина вернулась в свой кабинет, и, словно укрываясь от преследователей, прислонилась спиной к двери. Она закрыла глаза и, замерев, пыталась вернуть дыхание в норму. Допрос разъедал ее нервы, как кислота. Когда дрожь в руках чуть стихла, она села за свой стол, высыпала из флакона несколько успокоительных таблеток, которые всегда носила с собой, затем запила их водой.

Эти двое из службы безопасности сразу вызвали у нее отторжение, особенно тот, кто задавал вопросы. Его взгляд, казалось, проникал под кожу, выискивая самые темные тайны Кристины. Она чувствовала, как от него исходила угроза, как будто он мог видеть все ее прошлое насквозь. Но больше всего ее тревожили несостыковки в ее показаниях. Откуда взялась бумага, где утверждалось, что в день самоубийства она праздновала день рождения Безрукова? Кристина с трудом вспоминала, что именно говорила полиции. Тогда она была в таком жутком стрессе, что разговор с полицейскими проходил как в тумане. Но сейчас была уверена, что не могла сказать такого. От всего этого ей стало не по себе.

Взгляд Кристины упал на пластмассовый стакан для карандашей. Такой же стакан стоял на столе Смогржевского. Со дна памяти мутным илом поднялись на поверхность обрывки воспоминаний о том дне, когда все случилось.

Это был обычный рабочий конфликт, даже не из-за работы — просто Смогржевский был не в духе. Но его слова резали по живому.

— Войдите! — глухо донеслось из-за двери, когда Кристина осторожно постучала.

Она переступила порог и замерла. Смогржевский стоял у открытого окна и курил. Не поворачиваясь, раздраженно бросил:

— Что надо?

«Не в духе», — мелькнуло у нее в голове.

Ей совсем не хотелось начинать разговор. Лучше бы подождать, когда он успокоится. Когда она говорила с людьми, которые были в дурном расположении духа, всегда боялась, что ее ударят. Сама не знала, откуда был этот страх. Но время поджимало, и рабочий вопрос нужно было решать здесь и сейчас.

Набравшись смелости, она произнесла:

— Сергей Викторович, нужно подготовить пресс-релиз к открытию новых производственных зданий. Необходимы их характеристики, в какой срок была окончена стройка, количество рабочих, которые участвовали… И еще хотелось бы узнать подробности о назначении зданий.

Она зацокала каблуками к столу, опустилась на стул, открыла ежедневник и щелкнула авторучкой, готовясь делать пометки. Ее взгляд упал на тубу с таблетками на его столе, затем скользнул по стакану для карандашей.

Смогржевский молчал. Кристина подняла глаза и посмотрела ему в затылок. На толстой шее виднелась полоска от двух жировых складок. Кляйндт охватило отвращение. Эта деталь казалась ей невыносимо мерзкой. Холодок пробежал по рукам, оставив за собой мурашки.

Затянувшись, он проворчал:

— Вся информация есть в техническом отделе. Они подготовили презентацию. Хоть раз в жизни оторви свою жопу от кресла, дура тупая, и сходи в технический отдел.

— Что вы себе позволяете?!

— Что считаю нужным, то и позволяю, — ответил он, снова затягиваясь.

— Попрошу вас соблюдать субординацию!

— У тебя ко мне все?

— Я видела презентацию. Там нет того, что мне нужно. И вообще она сделана коряво!

— Коряво у тебя мозги устроены. Ты только ртом зарабатывать можешь, а не головой. Так свою должность и получила. У шефа всегда была слабость к бабам. Через постель любой ваш каприз.

— Что?!

— Не надо устраивать удивление. На правду не обижаются. Ты всегда была шлюхой, ей и останешься!

— Знаете что?! — Кристина повысила голос. — Я иду к генеральному!

— Иди, иди. Он как раз с женой развелся, может, тебе что и выгорит. Что касается пресс-релиза: стройка длилась полгода, в зданиях будут цеха по обработке черных алмазов. В общей сложности в стройке участвовало несколько бригад, всего тридцать человек.

Кристина вскочила на ноги и вылетела из кабинета, громко хлопнув дверью.

Воспоминание об этом дне растворилось, уступая место реальности. Она отвела взгляд от стакана для карандашей, затем поднялась с места и подошла к зеркалу. На нее смотрела темноволосая девушка, которая явно старалась держать свою внешность в идеальном порядке. Макияж — мастерски выверенный, идеальный для офиса, не броский, но и не простой. Волосы уложены так, будто над ними трудился лучший парикмахер города. Но она делала это сама, каждое утро, тратя не менее часа. И этим гордилась. От нее пахло дорогими французскими духами, напоминающими о Париже, Эйфелевой башне и букетах пышных роз.

«Неужели все считают, что я шлюха?» — спросила Кристина свое отражение. Девушка в зеркале внимательно смотрела на нее, вглядываясь в каждую деталь, но не ответила.

У нее не было мужа, молодого человека — тоже. Она не спала с кем попало, в ее списке было два-три достойных парня, которым она давала зеленый свет. И все на этом. Разве это делает ее шлюхой? Нет, не делает. У нее так же, как у всех незамужних девушек. Все как у всех.

Она вернулась за стол. Оскорбление, которое бросил ей Смогржевский, до сих пор жгло ей душу. Кто дал ему право называть ее шлюхой?!

Кристина вздохнула и бросила взгляд на монитор. На экране терпеливо ждал файл, в котором нужно было написать пресс-релиз о новой линейке черных алмазов. Чтобы отвлечься, она принялась набивать текст, но слова не ложились. Мысли возвращались к тому дню, и она снова вспомнила.

В тот день она хотела его убить. За такое оскорбление он не был достоин жить, считала она. Ни один мужчина не имел права оскорблять женщину. Тем более называть женщину шлюхой. За такое он и вовсе не должен ходить по земле, думала тогда Кристина. Но убить было сложно. Сложно и страшно. Еще страшнее были последствия. Тюрьма была для нее хуже всего.

Ей было известно, спасибо слухам, что Смогржевский, этот козел, пил антидепрессанты. Она видела на его столе тубу с таблетками, именно тогда, когда он ее оскорблял. Заставить его ответить