– Отец умел. В моем детстве он, бывало, ложился на спину, оттопыривал пальцы ног и говорил: «Спорим, вы так не умеете». Мы с сестрами как только ни старались, но он был прав – ничего не выходило. Он говорил, это оттого, что у нас мало ума. Меня это жутко бесило, – он рассмеялся и посмотрел на меня. – Даже не пытайся, это невозможно. Просто отец был очень толстый. Потому у него и получалось.

В конце концов мы повернули назад к берегу. Путь нам пересекла невозмутимая утка, оставляя за собой V-образный след. Иван сделал несколько гребков прямо за ней.

– Э-э, – произнес он, и это прозвучало так по-человечески и в то же время так по-утиному, что я не смогла удержаться от смеха. – Одна утка в пустом озере – похоже, она скоро во что-нибудь эволюционирует.

Я согласилась: у утки вид явного первопроходца.

– Потом настанет наша очередь. Как думаешь, в кого эволюционируем мы?

– Не знаю, – ответила я.

Когда оставалось совсем немного, Иван увеличил скорость, доплыл до самой кромки воды и вышел, пошатываясь, на пляж. Я же замедлила темп и наблюдала за ним. Он потянулся к сумке, но потом, похоже, передумал и вместо нее взял мой рюкзак, расстегнул молнию и вынул полотенце. Мне показалось странным, что он мог забыть свое полотенце, не забыв при этом напомнить мне взять свое. И потом, почему он так ринулся из воды и схватил мое полотенце? Доплыв до мелкого места, я встала на ноги, но ощутила такой холод, что тут же снова легла в воду – подождать, пока он закончит с полотенцем. Мокрый Иван тем временем просто стоял и держал его в руках. Это было пляжное полотенце с разноцветным узором из наручных часов.

Ничего не оставалось, как вылезти из воды. Я продолжала плыть, пока песок не стал царапать колени, а потом побрела на берег к Ивану. Он подошел сзади. Я обернулась. Он дотронулся до моего плеча. Я шарахнулась в сторону. Потом поняла, что он пытается закутать мои плечи полотенцем. В панике я повернулась лицом и взяла полотенце.

– Спасибо, – сказала я.

– Не за что, – ответил он. Из своего футляра для ноутбука он извлек синее банное полотенце и принялся тереть им спину. Я вытерла волосы, отжав из них воду. Иван взял свою одежду. – Не смотри, – сказал он.

Я отвернулась. Услышала, как он расстегивает молнию на шортах. Потом зашла по лодыжки в озеро. На фоне гальки мои ступни смотрелись белыми, как смерть. Мимо ног – словно стрелы при осаде крепости – пронеслась стайка мальков – на сей раз черных.

– У тебя всё отлично, – услышала я сзади Иванов голос.

Я устремила взгляд на другой берег.

– У меня всё отлично?

– Да, гораздо лучше, чем у меня.

В чем? – хотела я спросить, но не смогла.

Когда звуки, связанные с одеждой, прекратились, я обернулась, но, заметив, что Иван стоит в одной штанине, тут же вернула голову в прежнее положение. Свои вещи я взять не могла, поскольку они лежали позади него. Я приладила полотенце к талии и подняла взгляд к небу.

– Тебе помочь? – спросил он через пару секунд.

Я снова обернулась. Он был уже полностью одет. – Не думаю, – ответила я, удивляясь про себя, зачем мне может понадобиться помощь с моей собственной одеждой.

– Я могу подержать полотенце, – сказал он.

– Подержать полотенце, – повторила я. Потом до меня дошло, что он предлагает подержать полотенце, как ширму, пока я переодеваюсь. Я попыталась себе это представить. Он собирается обернуть меня полотенцем или же только растянуть его передо мной? В какую сторону я буду стоять лицом? В какую сторону будет стоять лицом он? И какой вообще в этом смысл, если тут никого, кроме него и уток?

Я ответила, что хочу просто надеть свои вещи поверх купальника.

– Думаю, так нельзя, – настойчивость, с какой он это произнес, меня потрясла.

– В смысле?

– Купальник мокрый, сейчас ветер. Ты простынешь.

Зачем я так противлюсь, подумалось мне, тому, чтобы позволить ему держать полотенце, пока я переодеваюсь? Ведь, в конце концов, влюбленная здесь – это я. Позднее, когда его не будет рядом, не стану ли я жалеть и желать, чтобы мы снова оказались на этом месте – где стоим сейчас?

– Подумай, – продолжал он. – Что бы сказала твоя мать?

К моим глазам подступили слезы. Мать бы меня пожалела.

– То есть – ей бы не хотелось, чтобы ты простыла. Возможно, она бы рассердилась, что ты заболела из-за меня.

– Я… – пыталась я ответить, но не могла. Я уставилась в землю.

– Ладно, ладно, Селин, твое дело, – сказал он.

Я молча взяла джинсы, футболку, клетчатую рубашку и надела их поверх мокрого купальника. Села на бревно, чтобы обуться. Сквозь облака выглянуло солнце, раскрасив их оранжевыми пятнами. Стало чуть теплее. Мы дошагали до входа, и я пошла в туалет. Там висела табличка с просьбой не смывать бумажные полотенца в унитаз. Но никакого унитаза не было – просто доска с дыркой.

– Ты уже хочешь ехать домой? – спросил Иван, когда я вышла.

– А тебе разве не нужно возвращаться? – сказала я.

– Не прямо сейчас. У нас есть время полюбоваться закатом.

Мы снова полезли через забор и потом шагали – долго, как в комедии, – пытаясь найти солнце.

– Не волнуйся, мы его найдем, – говорил Иван. – На худой конец, к утру оно точно появится.

Как прекрасно было бы гулять с ним вот так до утра, подумала я. И я действительно так чувствовала – несмотря на то, что он заставил меня нервничать, и что мы всю дорогу не могли друг друга расслышать, то и дело повторяя «Что-что?» Тут показался пруд, а над ним колыхался плавящийся желток солнца. Мы сидели на бревне, наблюдая, как оно опускается за горизонт.

– А ты знаешь, что я принес тебе книжку? – спросил Иван.

– Нет.

Он вынул тонкую зеленую библиотечную книгу. Это оказались сказки на русском. Первая называлась «Коза чего-то там»[46]. Мы оба не поняли, что за коза такая. Ясно одно – от коз никуда не деться. Склонившись над первой страницей, мы установили, что речь идет о купце с тремя дочерями. Он построил новый дом. Туда пошла старшая дочь, и ей там что-то показалось. Младшая дочь тоже пошла. И опечалилась. «Бедняжка», – перевел Иван.

– Бедняжка? – эхом отозвалась я. Иван знал русский лучше меня, хоть и пропустил семестр ради курса по славистике, который хотели закрыть, если не наберется достаточно студентов.

Иван кивнул.

– Ну, может, не именно «бедняжка», но, типа, ее стоит пожалеть.

Для чтения стало слишком темно. Иван сказал, что в венгерском слово «коза» заимствовано, скорее всего, из турецкого. На слух и в самом деле – почти одинаково. Потом мы сравнили «траву», «корову» и «свинью». Они различались. А «яблоко» вместе с «ботинком» звучали похоже.