Таким образом, двое вельмож коварно замышляли захват власти. Возможно, что Пэджет ни много ни мало добавил текст в завещание короля при пособничестве Денни. К примеру, в духовной содержалась статья, известная как «неосуществленные дарственные», согласно которым любое вознаграждение, обещанное Генрихом своим подданным, должно быть им вверено после его смерти; тем самым земли и титулы налево и направо раздавались «новым людям».

В условиях ожесточенной борьбы, среди страхов и честолюбивых притязаний, пробужденных смертью короля, в ход шли любые уловки и обман. Обстановка всеобщей тревоги и подозрений вынуждала придворных действовать алчно и беспринципно. Возможно, создание такой атмосферы было делом рук самого Генриха, однако в этом отношении он не слишком отличался от своих предшественников и наследников.

4 февраля новый совет проигнорировал основное волеизъявление в королевском завещании. Генрих предписал учредить систему правления большинства для сохранения равновесия в правительстве, которая может быть свергнута только в случае письменного согласия «большинства». Свержение, впрочем, последовало незамедлительно после того, как совет решил, что «некий специально назначенный человек» должен взять в свои руки контроль над делами государства; Сеймур, доказавший свои способности и приходившийся кровным родственником новому королю, был избран регентом королевства и короля. Императорский посол выразил менее лестное мнение; он докладывал сестре императора, что Сеймур — или Сомерсет, как его следует теперь называть, — был «сухим, неприветливым и высокомерным человеком». В борьбе за власть, впрочем, победа осталась за ним.

Тело почившего короля обмыли и вынули все внутренности, однако, как обнаружили хирурги, артерии настолько закупорились, что «во всем его теле едва ли оставалось полпинты чистой крови». Затем его заключили в свинцовый кожух и поместили в гроб, который во время похорон несло шестнадцать человек. Армия из тысячи солдат, 250 плакальщиков, а также высокопоставленные сановники церкви и государства сопровождали похоронную процессию из Вестминстера в Виндзор, растянувшуюся на шесть с половиной километров. Когда процессия остановилась на ночь в Сайон-Хаус, то часть свинцового гроба, по свидетельствам, частично отломилась, и кто-то видел, как собака лижет пролитую кровь. Это поразительная иллюстрация зловещего пророчества, сделанного отцом Пето Генриху пятнадцать лет назад: «Собаки будут лизать твою кровь — да, твою». Этот эпизод, наверное, слишком безукоризненно вписывается в данный драматический контекст, чтобы быть правдой.

Чтобы провезти тяжеловесный ступенчатый катафалк, пришлось заново вымостить дорогу в Виндзор. В верхней части погребальной колесницы поместили восковую фигуру короля для демонстрации толпам народа. Она была одета в пунцовый бархат и украшена драгоценными камнями. Настоящее тело, уже начавшее разлагаться, опустили в склеп под церковными хорами в часовне Святого Георга.

20 февраля 1547 года важный маленький мальчик шел по главному проходу в Вестминстерском аббатстве; виднейшие вельможи королевства держали над головой корону, державу и скипетр. «Да, да, да! — прокричала толпа. — Король Эдуард! Король Эдуард! Король Эдуард!» За день до этого в Лондоне в честь мальчика устроили театрализованный праздник, в котором приветствовали его изображениями феникса и льва, короны и цветов. Внезапно в толпе кто-то громко выкрикнул: «Пойте же громче, пойте всем сердцем, нет боле печали, ликуйте и славьте короля Эдуарда, что венчан короной». Он остановился, чтобы полюбоваться акробатическими трюками канатоходца.

Эдуарда, взошедшего на трон Англии в возрасте девяти лет, некоторые подданные прославляли как нового Иосию. Иосия, сын Амона, вступил на престол в восемь лет и своим правлением стремился вершить «дела, угодные Богу». Он истребил всех идолов ассирийских культов и сокрушил их алтари в прах. Во время его правления народ чудесным образом обрел истинный Закон Божий, который стал законом Иудейского царства[42]. Эти параллели были очевидны тем, кто жаждал искоренить следы католической веры. Эдуарда воспринимали как праведного короля, обладающего неоспоримой библейской властью.

О преемственности позаботились — совет, созданный Генрихом, теперь собирался вокруг его сына. В «Книге мучеников» Джон Фокс, однако, пришел к заключению, что «обстановка приобрела новую форму, словно меняя мизансцену в пьесе: появились новые актеры, вытеснив прочь старых». Среди сброшенных со счетов фигур оказались консерваторы Стивен Гардинер и герцог Норфолк, тем самым сместив чашу весов в пользу дальнейшей религиозной реформы. Стивен Гардинер, по правде говоря, участвовал в церемонии коронации. Но это была его единственная публичная обязанность за все время правления нового короля. Регент герцог Сомерсет теперь сосредоточил в своих руках контроль над работой совета и стал, по сути, королем во всем, кроме титула; в процессиях перед ним всегда несли два позолоченных жезла, а сам он попросил Екатерину Парр отдать свои королевские драгоценности его жене. Он даже осмелился назвать короля Франции «братом» в одном из дипломатических писем; английскому послу в Париже намекнули, что такие обращения неприемлемы со стороны того, кто не является помазанником Божьим.

Отношения Сомерсета со своим настоящим братом были напряженными и сложными. Томаса Сеймура наградили пожизненным титулом лорда-адмирала. Один из первых биографов описывал его как «неистового в отваге, галантного в обхождении, с величавой осанкой и звучным голосом», но отметил и иное наблюдение: он был, с позволения сказать, «довольно пустым человеком». Он представлял собой одного из тех ограниченных людей, которые триумфально шествуют по придворной карьерной лестнице. Он потребовал назначить его регентом юного короля, который как-никак приходился ему племянником. Вместо этого ему предоставили место в тайном совете и пообещали выгоды и привилегии вкупе с должностью. Впрочем, этим его честолюбие было не утолить, и Сеймур стал строить заговор против своего брата Эдуарда.

Он позаботился о том, чтобы заручиться поддержкой вдовы короля. Екатерина Парр мечтала выйти за него замуж, еще когда за ней ухаживал король, и теперь, после смерти Генриха, они поспешили заключить свой союз. В период недолгих ухаживаний она писала ему из своего дома в Челси, упрашивая приехать к ней ранним утром, чтоб «избежать подозрений». Многие сочли эту спешку неуместной; если бы вскоре обнаружилось, что Екатерина ждет ребенка, то отцом признали бы Генриха. Любой новый ребенок создал бы нешуточную династическую головоломку. Юные принцессы Мария и Елизавета заявили, что для них совершенно возмутительно «видеть, как пепел — или, скорее, едва остывшее тело — короля, нашего отца, позорнейшим образом порочится королевой, нашей мачехой». Это слова Елизаветы, которая призывала свою старшую сестру к осторожности и сокрытию помыслов. Они имели дело со «слишком могущественными людьми, сосредоточившими в своих руках всю власть». Самой ей приходилось прибегать к «дипломатичности» в отношениях с Екатериной Парр; молчание и хитрость всегда были ее оружием.