Томас Сеймур, получивший отказ в королевском регентстве, тем не менее намерился втереться в доверие к своему маленькому племяннику. Он стал посещать его с глазу на глаз и тайно давал ему деньги, сетуя на скаредность своего брата. «Ты — нищий король, — сказал он мальчику. — У тебя нет денег ни для игр, ни для милостыни». Он даже убедил его написать письмо Екатерине Парр, в котором, как казалось, Эдуард просил свою мачеху выйти замуж за Сеймура. «Ибо тогда, — писал он, — вам не будет печали аль нужды ни в чем; поскольку он, будучи дядей моим [регентом], душой столь благонравен, что беспокойств вам никаких не учинит». Другими словами, он предлагал защитить Екатерину от неминуемого гнева Сомерсета в случае тайного брака. Регент действительно был сильно оскорблен.

Вероятнее всего, Сеймур сам надиктовал письмо юному королю, что ставит под сомнение образ не по годам серьезного и благочестивого мальчика. Через несколько недель после восшествия Эдуарда на престол заметили, что король стал сквернословить и богохульствовать, произнося фразы наподобие «клянусь кровью Христовой». Своему наставнику он сослался на одного из товарищей по учебе, из титулованной дворянской семьи, который его заверил, что «король всегда сквернословит». Его заставили смотреть, как школьному товарищу задали хорошую порку.

Регент по своей природе был религиозным реформатором, равно как и его ближайшие сподвижники; его личный врач, Уильям Тернер, публиковал трактаты, запрещенные во время предыдущего правления. Сообщалось, что его дочерей обучали «благочестивой литературе и знанию святейших Законов Божьих», что в контексте того времени иносказательно подразумевало обращение в евангельскую веру. В одном из своих воззваний он призывал «родителей уберегать своих детей» от таких «скверных и порочных игр», как кегли и теннис, — указ, который в более позднее время сочли бы пуританским.

Радикальный сектант Джон Бредфорд был допрошен епископом Даремским в конце правления короля. «Милорд, — сказал он, — доктрина, проповедовавшаяся в дни царствования Эдуарда, суть чистая религия Бога». Последовал незамедлительный и весьма показательный ответ: «О какой религии в дни короля Эдуарда ты говоришь? О каком годе его царствования?» Первые попытки перемен были предприняты весьма скоро. За десять дней до коронации нового короля старосты и хранители церкви Святого Мартина в Лондоне сорвали все иконы святых и замазали известкой все настенные фрески. Впрочем, они слишком погорячились в своем усердии и были на время сосланы в Тауэр.

Но перемены в умонастроениях проступали все отчетливее. В дневнике одного из современников от 1547 года есть запись, что «сей год архиепископ Кентерберийский публично ел мясо во время Великого поста, в зале Ламбетского дворца, чего Англия не видала со времен принятия христианства». Томас Кранмер дал свою характеристику церкви Англии; по его словам, ему и другим епископам следовало восстановить свои полномочия в качестве должностных лиц при новом короле. Отныне они рассматривались не как преемники апостолов, но как представители королевской власти. Теперь это была государственная церковь, где кафедры использовались для обнародования декретов и указов Королевского совета. Не стоит забывать, что Эдуард стал первым венчанным королем Англии, который обрел титул верховного главы английской церкви.

В начале нового правления Томас Кранмер отрастил бороду. Может показаться, что он сделал это в знак траура по своему почившему господину, однако на самом деле духовенство послереформенной церкви отдавало бородам предпочтение; тем самым оно словно демонстрировало решительный отпор тонзуре и гладковыбритым папистским священникам. После долгих размышлений архиепископ, как мы могли убедиться, отказался от доктрины действительного присутствия Христа в таинстве причастия. Он пригласил нескольких протестантских реформаторов в Англию и вверил им руководство некоторыми престижнейшими профессорскими кафедрами в двух университетах.

В течение следующих шести лет около семидесяти европейских богословов прибыли в Англию — проповедники, ученые, гуманисты и пасторы, активно и увлеченно поддерживавшие связь со своими оставшимися на континенте коллегами. Какое-то время казалось, что юный король Эдуард может в конечном итоге возглавить великое движение европейского протестантизма. Протестантские беженцы, спасавшиеся от преследований Карла V, осели в Англии. Группе фламандских поселенцев разрешили проводить причастие в церкви Остин-Фрайерс в Лондоне, а на руинах бывшего аббатства Гластонбери обосновалась община валлонских ткачей. Масштабы религиозной терпимости во времена регентства Сомерсета были таковы, что ни одного человека не казнили и не пытали за его верования; это поистине уникальный период в истории Англии XVI века.

Многие из этих европейских беженцев и ученых еще до переселения в Англию попали под влияние Жана Кальвина, который основал реформаторское движение, отличавшееся строгостью и дисциплиной. Кальвин, французский ученый, открыл в себе дар систематической теологической мысли и выдающиеся способности к руководству. В 1536 году, в возрасте двадцати шести лет, он опубликовал «Наставление в христианской вере», где определил принципы того, что можно было назвать новым градом Господним. За короткий промежуток времени, работая в относительном уединении, он создал целую теологическую систему, авторитарную и безличную. У Кальвина не было ничего частного; он всегда был общественной силой. В этом заключался источник его величия.

Он отправился в Базель, а затем в Страсбург, чтобы спастись от преследований французского короля и церкви. В Женеве, благодаря мощи своей несгибаемой воли вкупе с нравственным запалом, он учредил новую республику, основанную на вере. Он регламентировал практику богослужения и создал ритуалы церковной службы; посредством совета он осуществлял контроль над нравственностью горожан. Можно сказать, что Кальвин собственноручно возродил духовность и развитие европейской Реформации в то время, когда она, казалось, отступала под натиском сил католичества.

В сердце кальвинизма лежал догмат о предопределении, уходящий корнями в религиозные трактаты Павла и Августина. Прежде чем создать землю, Бог повелел, что некоторые будут спасены для вечной жизни, а другие осуждены на вечное страдание. Если Господь был действительно всемогущ, то, разумеется, он уже знал, кто именно станет избранным, а кто — проклятым грешником. Небесный горшечник вылепил из глины сосуды чести и милосердия и сосуды гнева и позора. Некоторые верующие, принимавшие учение Кальвина, возможно, страшились судьбы, уготованной их душе, и впадали в отчаяние. Однако для большинства это учение о предвидении и предопределении стало высшим спасением от тревоги и уныния; это была вдохновляющая и одухотворяющая доктрина, поощрявшая самопожертвование и твердость духа. Какая радость заранее знать, что ты спасен? Именно эта идея питала торжествующую веру Оливера Кромвеля в «провидение». Истинная церковь состояла из избранных, известных одному Богу; спасенный однажды милостью Господа никогда не впадет в греховность. Это убеждение придавало ощущение собственной значимости тем, кто, возможно, чувствовал себя обделенным другими благами.

Именно такая вера провозглашалась отныне в Англии, в особенности в тех церквях, которые основали спасавшиеся от Карла V европейские реформаторы. Эта доктрина по понятным причинам привлекала энтузиастов и идеалистов; будучи людьми, которые чудесным образом меняют мир, они способствовали стремительному распространению кальвинизма. Учение стало господствующей темой для более «пылкой» плеяды реформаторов и вскоре утвердилось в Польше и в Богемии, в Пфальце и Нидерландах.