— Но… — я медленно облизала губы и отвела взгляд. — Ты не можешь просто так взять и убивать людей, которые мне угрожают.

Он ухмыльнулся, и это действие не должно было заставить мое тело ожить от осознания.

— О, милая. Именно этим я и занимаюсь.

Я покачала головой, прежде чем он закончил говорить.

— Ты убил Юрия? — я вспомнила имя человека, которому было поручено присматривать за мной в бойцовском клубе.

Николай ничего не ответил, просто продолжал смотреть на меня пристальным, хищным взглядом.

— Но он не угрожал мне.

Николай сделал еще один шаг ко мне.

— Он не понял, что ты убежала. Из-за этого ты пострадала. Он также виноват в том, что подверг твою жизнь опасности. Поэтому я должен был позаботиться об этом. Ему больше нельзя было доверять.

Я медленно покачала головой, отступая назад. Но он наступал, слегка рыча.

— Не смотри на меня так.

Я поджала губы и спросила:

— В каком смысле?

Конечно, я знала, о чем он говорит. Я чувствовала, как страх покрывает меня, словно полный чан меда. Он был густым и липким, почти удушающим.

— Как будто боишься меня.

Тогда я остановилась. Потому что, хотя я не боялась его, но снова испугалась той силы, которой он обладал.

Я снова посмотрела на кровь на его воротнике, представила, как он убил этого человека, человека, который не заслуживал смерти, потому что буквально не сделал ничего плохого.

И я поняла, просить Николая прекратить причинять людям боль — дело бесполезное. Это все равно что пытаться остановить голодную собаку от поедания стейка.

— Я не боюсь тебя, — прошептала я, когда он остановился прямо передо мной. — Но меня пугает тот факт, что ты действуешь прежде, чем думаешь, — я бы никогда не подумала сказать это своему отцу.

Но я не готовилась к удару, не ожидала боли за свое непослушание и того, что лезу не в свое дело, высказываю свое мнение. Вместо этого Николай поднял руку и провел по моей щеке, замолчав так надолго, что я не знала, ответит ли он вообще.

— Я тот, кем являюсь, — спустя долгие мгновения он наконец произнес свои слова, его голос был низким, почти отстраненным. — Я не очень хороший человек, — он смотрел на мои губы и медленно поднял взгляд к глазам, его рука все еще лежала на моей щеке, большой палец нежно провел под глазом. — Но ты — единственное хорошее, что есть в моей жизни.

Я резко вдохнула и задержала дыхание.

— Разве ты не знаешь, что я никогда не причиню тебе вреда? Разве ты не знаешь, что я никогда и никому не позволю причинить тебе зло? — его глаза пылали одновременно пламенем и льдом, а голос звучал бальзамом, успокаивающим мою израненную душу.

Я знала, он имеет в виду моего отца, и меня переполнили эмоции.

— Ну вот, — промурлыкал он и смахнул слезинку с моей щеки. — Прибереги эти слезы для того момента, когда я буду трахать тебя, а ты будешь умолять о большем.

Мое сердце колотилось так сильно, что было больно, и грозило прорваться сквозь ребра. Как я могла ненавидеть этого человека? Как я могу ненавидеть то, что он делает, когда говорит подобные вещи, когда защищает меня прежде всего.

— Николай…

— Скажи мне, что ты моя. Только моя, — его взгляд вернулся к моим губам, и я облизнула их, чувствуя, как в горле пересохло. Моя киска была мокрой, и я сжала бедра вместе, издав маленький нуждающийся звук.

— Я твоя.

Слова прозвучали на одном дыхании, и, наблюдая за тем, как раздуваются его ноздри, как снова загораются огнем его глаза, я поняла, что сейчас произойдет. Я знала, что он возьмет меня быстро и жестко, грубо и безжалостно.

Глава 25

Амара

— Спокойно, детка.

Голос Николая успокаивал меня, и я взглянула на него, когда машина, забравшая нас с аэродрома, остановилась перед домом моего детства. Даже после того как я отсутствовала здесь меньше недели, глядя на массивное двухэтажное строение, я не чувствовала ничего, кроме пустоты.

Это не было похоже на дом. Больше нет. Не тогда, когда я впервые почувствовала себя живой рядом с Николаем. Он подарил мне это искреннее чувство, ощущение, что я действительно принадлежу кому-то.

Солнце начало садиться, и я была благодарна, что мы не задержимся здесь надолго. Ужин, разговор Николая с моим отцом, а потом, надеюсь, мы сможем договориться о приезде Клаудии к нам.

Думать, что она сможет уехать с нами сегодня вечером, было несерьезно, и я не надеялась на это.

Меня не удивило, что входная дверь не открылась перед нами автоматически, хотя я знала, что все в курсе нашего приезда. То, как мы уехали в прошлый раз, несомненно, воздвигло между нами некую ядовитую стену. Уверена, отец возненавидел меня еще больше, чем раньше.

И тот факт, что он не поприветствовал нас, не пригласил персонал, чтобы поприветствовать, говорил о том же. В его глазах я была здесь не желанной гостьей.

Возможно, Николай почувствовал мою реакцию, потому что мои мышцы словно сжались при этой мысли. Он провел рукой вверх и вниз по моему позвоночнику, пробормотав что-то по-русски, чего я не смогла разобрать, потому что оно было таким тихим. Но это звучало мило, даже ободряюще.

Николай обрушил костяшки пальцев на входную дверь. Три жестких, почти агрессивных удара, от которых у меня чуть не дрогнули губы. Похоже, он был в полном режиме альфы. Он хотел сражаться за меня в моих битвах, и мне было ничуть не стыдно не отказываться от этого. Может, я и сильна в нескольких аспектах своей жизни, но когда дело касалось Марко Бьянки, я принимала любую помощь, которую могла получить.

А кто откажется от помощи Николая Петрова, главы Братвы?

Подумав об этом, я повернулась и посмотрела на него: его темные волосы отсвечивали на солнце и казались почти синими. Его профиль был настолько мужественным, что я почувствовала, как взрываются мои яичники. Квадратная челюсть, полные губы, серьезные голубые глаза и темная щетина, покрывающая его щеки.

Как раз в тот момент, когда он повернулся и посмотрел на меня сверху вниз, наши взгляды встретились и задержались, входная дверь открылась. Я заставила себя отвести взгляд от мужа и увидела служанку, стоящую по другую сторону, низко склонив голову и не желающую встречаться с нами взглядом.

Я не узнала ее, но, опять же, за все эти годы у нас была вращающаяся дверь из