Лорды-советники не станут следующими жертвами в этой войне.

В одно мгновение силы оставили Риккардо, он опустился на пол, закрыл лицо руками и заплакал от боли, отчаяния и всего свалившегося на него понимания.

– Тише, тише, все хорошо. – Кто-то опустился рядом с ним на пол.

Риккардо убрал руки от лица и посмотрел на человека – бледное молодое лицо, рыжие волосы, подсвеченные восходящим солнцем через пыльное окно, и черная форменная куртка. Арин Кондратьев.

– Ты прощен. Все закончилось. Твое время подошло к концу, пора двигаться дальше. Ты прощен.

Тихая музыка полилась из раскрытых карманных часов в руках Арина. Бывший полицейский закрыл глаза.

Итак, история Риккардо Бертани в Городе была завершена. Он сделал все, ради чего здесь оказался, и теперь ему оставалось последнее – принять от гвардейца прощение и покинуть «Линию Горизонта» навсегда.

Когда-то давно Первый лорд рассказал Арину о своих наблюдениях – чем более искренними были люди в момент, когда их время в Городе заканчивалось, тем спокойнее они принимали себя и свою дальнейшую судьбу.

В этот самый момент казалось, что Риккардо просто спит.

Но наконец спустя минуты три Риккардо открыл глаза. Взгляд его влажных покрасневших глаз бродил по стенам и потолку комнаты, старательно обходя Арина.

– Ты прощен, – еще раз сказал гвардеец, закрывая часы и поднимаясь на ноги.

Музыка тут же стихла. Арин протянул руку, помогая Риккардо подняться с пола.

– А отец и мать? С ними что будет? – спросил Бертани-младший, вспоминая родителей.

– Они забудут тебя – их путь еще не окончен. Им придется вдвоем дойти до самого конца. Ты знаешь правила «Линии Горизонта» – память в обмен на жизнь здесь, – пожал плечами гвардеец.

– Мне потребовалось столько времени…

– Да, но ведь оно того стоило, не правда ли? Теперь иди вниз – у парадного входа тебя встретят и проводят.

– Куда?

– Как когда-то было написано – дальше и выше.

Арин помог парню, которого все еще немного пошатывало, выйти из комнаты и спуститься вниз по лестнице. Как и всегда в таких случаях, люди не обращали на них никакого внимания – они просто не видели их, не замечали.

Когда много лет назад Арин только приступил к своей службе в гвардии, Архитектор так пояснил ему механизм работы всего Города:

– Представь, что мы живем на стрелках часов. Весь Город – на часовой стрелке, а гвардия – на минутной. Право управлять ходом обеих стрелок есть только у меня, у Архитектора. Большую часть времени стрелки часов проводят не соприкасаясь друг с другом – наши миры четко отделены друг от друга и пересекаются крайне редко. История Города – это своего рода поверхность циферблата этих часов. И как минутная стрелка, в силу своей длины, проходит за полный оборот над большей поверхностью циферблата, чем часовая, так и гвардия видит большую часть истории Города, чем все его жители.

Чтобы ход времени не нарушался, при строительстве «Линии Горизонта» были приняты два решения. Во-первых, ход минутной стрелки будет незаметен для часовой – гвардия, как охрана Города, будет невидима и неслышна большую часть времени для горожан. Во-вторых, только гвардеец или тот, кого он сопровождает, может переходить с часовой стрелки на минутную или, наоборот, пересекать границы двух миров.

И вот, человек, который еще полчаса назад носил имя Риккардо Бертани, ушел из этого времени, больше ему не принадлежал. Он направлялся в дивный новый мир.

– А что с Софи? – на пороге усадьбы успел задать вопрос бывший полицейский.

– Ее время тоже закончилось. Художник соврал тебе тогда, на площади, чтобы ты мог двигаться вперед и оказаться сегодня здесь. А у девушки не было шансов. Но она тоже прощена. Как и твои братья. Некоторые дни особенные. Некоторые дни, такие как этот, удивительные и чудесные.

У дверей Риккардо ждали гвардейцы – они вывели его из дома и вместе с ним скрылись за поворотом.

– Тридцать девять четыреста семьдесят семь ушел, – произнес Арин в черную глянцевую коробку, зажатую в ладони.

– Принято, Арин. Мы видели. Кто-нибудь еще?

– Это я у тебя должен спросить.

– Риккардо мы давно вели – понятно было, что скоро он должен был сойти с этого корабля. У нас в имении Греев есть восемь человек – можно забирать. Что у тебя?

– Я думаю, десятка два наберу, Архитектор.

– Плохо. С каждым разом все хуже и хуже.

– Если ты сравниваешь с самым началом всего этого, то, конечно, сразу триста тысяч человек тебе никто так просто не подарит. Что там у Георга?

– У Первого лорда? – Коробочка хмыкнула. – Скоро Храм будет захвачен – он готовит наступление. Судьба многих уже решилась на самом-то деле. И не в их пользу. Боюсь, в следующий раз придется… подходить индивидуально.

– Даррел хочет использовать эпидемию как предлог, чтобы отправить людей в расщепитель? Он поручил мне присматривать за образцами, которые привез с собой. Зачем они ему здесь, к слову?

– Да, он действительно намерен сделать это – расщепить людей ради еды. Что до образцов – судья боится оставлять их кому-либо, везде теперь возит с собой, – отозвался Архитектор. – Мы устроим так, что одна из ампул с вирусом разобьется. Продиктуй, кого нужно собрать в одном месте.

Арин достал из кармана блокнот и зачитал набор цифр.

– Хм, – донеслось из передатчика. – Через полчаса. Набор странный, придется повозиться.

– С каких пор тебя это волнует? Заразились и заразились.

– Мы не можем сразу стереть из бытия двадцать семь человек. Ни история, ни время такого не потерпят. Прогуляйся пока, у меня есть идея. Возможно, будет двадцать девять человек. И, Арин, будь готов – жатва началась. Надеюсь, в этот раз она будет обильной.

Передатчик замолчал. Арин убрал его в карман и двинулся в обход имения.

Оно продолжало жить размеренной, немного встревоженной жизнью. Слухи о том, что ополчение разогнали, все еще не добрались сюда, но, когда об этом станет известно, многие, очень многие отреагируют по-разному.

Лавируя между людьми, копошившимися по всему имению с самого утра, Арин добрался до кабинета лорда Грея. В просторной комнате, заставленной старой деревянной мебелью – из настоящей, не синтетической древесины, – находились двое: сам хозяин поместья и Михаил Кондратьев. Они сидели за столом и пили утренний синтетический кофе – редкостная гадость, по мнению Арина. Стены в кабинете были обиты деревянными панелями светло-коричневого цвета, темно-коричневый ковер на полу был чисто выметен, вся мебель – протерта от пыли. Серые шторы на окнах были раздвинуты, а сами окна – распахнуты настежь. Теплый осенний воздух наполнял комнату, смешивался с ароматом кофе.

– Судья не сказал, как он собирается это провернуть – доставить к воротам всю армию? – спросил Михаил Кондратьев.