Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мари, а у тебя есть парень?
— Нет, — стараюсь сохранять улыбку.
— Почему? — Сонечка удивленно приподнимает брови.
— Я пока что не встретила того человека, с кем бы хотела иметь отношения.
Здравый рассудок откашливается в кулак: какое нелепое объяснение нашего одиночества! Официант ставит перед нами напитки.
— Знаешь, папин начальник, вроде как, на тебя запал!
— С чего ты это взяла?
— Я подслушала разговор предков после какой-то тусовки, — Сонечка отпивает сок. — Начальник сказал папе, что ты — самая классная из всех его знакомых.
— Классная? — у меня даже пересохло в горле.
— Ну, он как-то по-другому сказал, я не помню. Предки весь вечер это обсуждали.
Наливаю чай и делаю несколько глотков. Терехов сказал, что я — классная? Сказал Алексею Константиновичу? И почему тогда он не звонит? Ждет, что я сделаю первый шаг? Он, что, ненормальный?!
Мой мобильный взвизгивает: пришло новое сообщение. От Шарова. «Ты не забыла про четверг?»
Стою на первом этаже в ожидании лифта. На часах — одиннадцать утра, но мне все равно. Опоздала? Ну и что! Я была на встрече, очень, очень важной! Главное — держать себя в руках, если Полункина в очередной раз явится за объяснениями. Если я не смогу контролировать свои эмоции, то это плохо закончится для всех (и для меня в первую очередь).
Девочки в полном составе сидят на своих рабочих местах и живо что-то обсуждают. Увидев меня, Ландышева сразу же отворачивается и утыкается в монитор.
— Доброе утро, — ставлю сумку на стол. — Меня никто не искал?
— Нет, — отвечает Аня.
— Прекрасно, — наклоняюсь, чтобы включить системный блок. — Что нового?
— Ничего, — произносит Оля.
— То есть кроме чудесного выздоровления Ландышевой даже нечему порадоваться?
Мой рабочий телефон звонит — Виктор просит зайти к нему. Быть может, сейчас он поделится идеями насчет дальнейшего пребывания в компании «Х»? Не может же вечно продолжаться эта неопределенность!
— Как твои дела? — радостно спрашивает он.
— Видимо, хуже, чем твои.
— Что случилось?
Он издевается или на самом деле не понимает всеобъемлющего ужаса, который нас поглощает? Или ужас поглощает только меня? Если так, то нельзя поддаваться панике. Притворюсь беззаботной и веселой, словно каждый новый день привносит в мою жизнь только позитив и ничего более.
— Ты решила семейные проблемы?
И как я могла забыть о своем алиби на вчерашний день?
— Конечно. Все в порядке, — улыбаюсь. — О чем ты хотел поговорить?
— Да… — он на секунду задумывается, будто подбирает слова. — Ты ведь знаешь, как я ценю наши с тобой отношения: рабочие и дружеские. Последние даже больше. Мы же друзья?
— К чему ты ведешь? — изгибаю бровь.
— К тому, что…
— Виктор, мы идем? — раздается за спиной голос Шарова. — О, Мэри! Привет!
Какая потрясающая черта — всегда появляться в самый неподходящий момент! Рябинов только созрел для откровений, но Гоша все испортил. Как обычно. Похоже, у него талант.
— Ладно, позже поговорим, — Витя встает. — У нас встреча. Внешняя.
Встреча? У меня слуховые галлюцинации или Шаров в коем-то веке решил поработать? Даже костюм надел! С чего бы это?
Возвращаюсь на свое рабочее место и застаю плачущую в одиночестве Олю.
— Он просит развод… — полушепотом произносит она.
Похоже, злой рок издевается надо мной: только вчера я успокаивала Сонечку, а теперь передо мной плачет Ухова. Не слишком ли много покалеченных судеб для меня одной?!
— Собирайся и уходи домой. Пока никто не увидел.
— Я думала, он нагуляется и вернется, понимаешь? Я…
— Пожалуйста, держи себя в руках. Ты на машине?
Она кивает. Час от часу не легче! Не пущу же я ее в таком состоянии за руль!
— Я тебя отвезу. Бери сумку и, — снимаю с головы солнечные очки. — Надень вот это. Ни к чему лишние вопросы.
Пока мы идем к лифту, набираю сообщение Рябинову: «Уховой стало плохо, и я отвезу ее домой. Вернусь позже».
— Теперь рассказывай по порядку, — говорю я, когда мы выезжаем на Садовое кольцо.
— Ну… — она всхлипывает. — Он просит развод…
— Ты ждала, что он вернется? Не смеши! Он даже ребенка у тебя хотел забрать!
Как можно быть такой наивной? И о чем она только думает?
— Да, ждала. Он и до этого мне изменял, но всегда возвращался…
— Он тебе изменял? То есть ты знала об этом?! — в последний момент останавливаюсь на красный сигнал светофора и перевожу взгляд на Олю. — Ты это серьезно?
Ушам своим не верю! Она не шутит? «Ну, давай, добей ее, чтобы не мучилась! Мы это умеем!», — чувство вины злобно скалится. Крепче сжимаю руль и снова смотрю на дорогу, потому что становится стыдно за свою несдержанность. И откуда только во мне эта дурацкая привычка — осуждать окружающих?
— Ему не нужна Настена. Он сказал, что если я заключу мировое соглашение на его условиях, то он не будет претендовать на дочку…
— Он не охренел ли случаем?! — я чуть не поперхнулась слюной.
«Давай-давай! Еще немного осталось, и она выкинется из машины!», — чувство вины затаилось в ожидании.
— Что ты будешь делать?
— Хочу все закончить. И чтоб он оставил нас с Настеной в покое. И чтоб он… — она замолкает на несколько секунд. — Пусть будет счастлив. Хоть он и козел.
— Все мужчины — козлы.
«Давно мы пополнили ряды феминисток?», — здравый рассудок с удивлением приподнимает брови. А что нам оставалось? Есть другие варианты? Максим, Шаров, Кирилл и, конечно же, Терехов — для них и им подобных еще не придумали другого слова, нежели «козел». И пусть каждый из них заслуживает эту характеристику по разным причинам: Максим ушел к подруге жены, Шаров мечтает забраться под юбку к каждой встречной, Кирилл — бездельник и нытик со стажем тридцать два года, а Терехов… О, как же я мечтаю выкинуть его из головы! Но не могу! Хочу снова увидеть его, хочу услышать его голос, хочу ощутить его прикосновение. Вот только он больше ничего не хочет! На своем дне рождения он сообщил Алексею Константиновичу, что я — классная, но пара вечеров в Барселоне — и он устал от моего общества. Крепче сжимаю руль, чтобы не закричать от осознания собственной беспомощности. КО-ЗЕЛ!!!
В два часа я уже возвращаюсь на свое рабочее место. Аня разговаривает по телефону, объясняя клиенту условия договора, а Ландышева, зевая, листает свой ежедневник.