чтобы научиться, захоти победить. Смотри на меня и повторяй. У нас есть вечность, чтобы ты научился сражаться так же, как и я. Мы мертвы. Мы чувствуем боль и усталость, но это обман. Душа не может устать. Мы можем биться до тех пор, пока у нас есть воля для этого. Смотри и повторяй.

Легионер вынес одну ногу чуть вперед, а меч прижал к груди. Затем он с ревом сделал выпад, имитируя колющий удар. Вернулся в прежнее положение и скомандовал:

– Повтори…

Я сделал так, как сказал мне Меркурий. Одну ног вынес чуть вперед. Меч прижал у груди. А затем с волчьим рыком метнулся вперед, нанося колющий удар невидимому противнику. На месте этого противника я представил себе Алексея Георгиевича…

С этого момента наш бой превратился в обучение. Меня перестали швырять на землю и избивать по изнеженному телу. Напротив, легионер показывал мне удары и приемы, которые я старательно отрабатывал. Меркурий был прав: я чувствовал дичайшую усталость. С каждым ударом, с каждым выпадом она нарастала. К переутомлению добавилась боль в суставах и мышцах. Затем я ощутил жажду и голод. А потом – невыносимое желание уснуть. Но я так и не почувствовал изнеможение, которое лишает всех сил.

Я не мог даже примерно сказать, сколько длился наш поединок. Несколько часов или десятки лет? В этом месте не существовало времени. Свет не уступал место тьме, а ветер не менял своего направления. Но это был обман: наше сражение длилось вечность. Но сколько бы времени ни прошло, я так и не смог приблизиться к Меркурию. Он сражался на порядок лучше меня. И это было самым трудным – биться без надежды. У меня уже не было желания победить. У меня не было сил продолжать бой. Оставалось только смиряться. Я убеждал себя в том, что это сражение за право называться человеком. Можно сбежать, сдаться и потерять все. А можно продолжать стоять на своих двоих.

Хотя это уже было не так: обучение становилось все жестче и жестче. Меркурий снова ударил меня под дых. Выбил меч из рук. Швырнул на землю. Я вскочил на ноги как можно скорее, потому что если бы я захотел отдохнуть хоть мгновение, то не встал бы на ноги до конца света. Я устремил свой меч вперед в надежде хоть кончиком острия коснуться противника и пролить его кровь. Клинок был так близок к лицу Меркурия, но легионер снова парировал атаку. Это было невыносимо. Я почувствовал, что это конец. Все, на что хватило у меня сил, это прокричать в открытое небо:

– Господи! Сколько еще?

Меркурий услышал меня. Услышал то отчаяние, которое было в этом возгласе. Он сделал шаг навстречу ко мне, и как будто в замедленном фильме, я увидел, что меч легионера устремился сверху к моей руке. Когда он дотянулся до моих костей, клинок не задержался ни на секунду. Обжигающее касание. Падающий на землю обрубок правой кисти. Он упал чуть медленнее, чем удерживаемый меч. А затем из меня хлынула янтарная кровь.

Я рухнул на землю и закричал. Я сжимал руку. Вертелся. Крутился. Извивался по земле. Сапог легионера впился в мою грудь и вдавил меня в землю. Тяжелая хватка бойцовских рук сжала мой обрубок, к которому поднесли срезанную кисть. А затем я стал ощущать ее. Боль уходила, и на свое место возвращалась отрубленная рука. Кровь перестала хлестать, и я почувствовал, как кончики пальцев отозвались на мои движения. Меркурий ослабил хватку, и я протянул к лицу сросшуюся конечность. Я смотрел на то место, где еще минуту назад ничего не было, и не мог поверить, что рука осталась целой.

– Раны заживают здесь по-другому. Поэтому мы никогда не должны впадать в панику, – произнес Меркурий.

Легионер протянул мне руку и помог встать на ноги.

– Первая кровь пролилась. Теперь мы можем идти дальше, – сказал легионер.

Эта новость меня обрадовала. Да, идти дальше было страшно, но сейчас гораздо важнее двигаться вперед. Что бы ни ждало меня за горизонтом, оставаться в месте бесконечных поединков я больше не мог. Нужно только взять с собой меч, который я стал искать на земле.

– Оставь его. Там, куда мы идем, он нам не понадобится, – сказал Меркурий.

Я утвердительно кивнул, испытывая при этом сожаление – все же я успел сродниться со своим оружием, – и мы двинулись в путь. Каждый наш шаг без преувеличения был длиной в километр. Пространство проносилось вместе с лесами, морями, городами так стремительно, как будто это не мы шли, а кто-то крутил диораму перед нами. Планеты и звезды, галактики и туманности сменялись, а мы шли и шли. Мы перешагнули краеугольный камень, который лежал у основания Земли. Мы видели ликование утренних звезд и слышали голоса ангелов, восклицающих в радости. Мы снисходили в глубины моря и входил в хранилища снега. Мы шли путями, по которым разливался свет и разносился восточный ветер. Мы восходили дорогами молний на небо и отворяли ворота небесного пастуха, выгуливающего облака, как коз. Мы шли путем парабол безвозвратных, дорогою блуждающих комет. Нас слепил свет, рожденный раньше первых звезд, и мы утоляли свою жажду из источников, бегущих от древа жизни. Мы шли вне времени и скорости, пока не дошли до края Света и Вселенной.

Мы встали у отвесного обрыва. Далеко внизу, у его подножия, о скалы билось бескрайнее черное море Бездны. Это была Тьма, принявшая облик воды. Она с громом накатывала своими смолистыми волнами на краеугольные камни Вселенной. Каждая из них была десятки метров высотой, и если бы там был самый огромный корабль, который только может вообразить себе человечество, вода бы играючи поглотила его, даже не заметив. Серебристо-белые гребни волн не отражали свет, они отвергали его. Это была Тьмы в ее чистом проявлении.

Вдалеке, там, где должен был быть горизонт, черное море Бездны и огненный свет Неба сближались в безумном контрасте, но так и не касались друг друга. Я как будто видел ночь и день, отделенные друг от друга тонкой красной линией. Невозможно было понять: то ли сейчас взойдет солнце и разгонит Тьму, то ли уже наступил закат, и последние лучи небесного светила утонут навсегда в море. Это были два мира, каждый из которых мог поглотить человека и ничего не оставить от него. И каждый их них заставлял трепетать сердце своим величием, перед которым человек чувствовал себя настолько мелким и ничтожным, насколько только может ощущать себя таковым.

Из глубины Бездны и до