Я боялся появления начальника службы безопасности и того, что он скажет. Он уже наверняка знал все, что произошло. Как Максим стрелял мне в спину и как я проник на запретные этажи Лаборатории. Но в то же время я был рад его увидеть: хоть кто-то, кого я знал, пришел ко мне.

Алексей Георгиевич спросил про мое самочувствие, затем поинтересовался, хорошо ли меня кормят. Получив отрицательный ответ, он протянул мне контейнер с кашей на молоке и масле, которая на фоне больничной еды казалась безумно вкусной. Пока я ел, Алексей Георгиевич делился своими мыслями по поводу современной медицины, считая, что в его молодости специалисты были лучше.

Я ждал, когда начальник службы безопасности заговорит о покушении на мое убийство или нарушении Табу, но он не спешил поднимать эти темы. Он говорил о каких-то абстрактных вещах, и чем дольше он это делал, тем больше я начинал тревожиться. Я был бы рад все обсудить, но смелости начать разговор первым у меня не было.

Я не стал доедать кашу – у меня не было на это сил. Алексей Георгиевич забрал контейнер и поставил его на тумбочку с распоряжением, чтобы я доел позже. Мое внимание вновь привлекла книга, которую гость принес с собой. Я был рад погрузиться в буквы, и меня интересовало только то, что это было за произведение. Я спросил об этом Алексея Георгиевича, но вместо ответа он протянул книгу.

Я радостно взял ее в руки. Перевернул. А затем увидел название: Достоевский «Преступление и наказание». Улыбка сползла с моего лица. Я поднял глаза: Алексей Георгиевич смотрел на меня прищуренным взглядом с нескрываемой ухмылкой на лице. Он знал. Он все знал! Зачем он приехал? В голове были тысячи мыслей, и ни одна из них не была хорошей. Я попытался отодвинуть свой пессимизм подальше и задал вопрос, который меня беспокоил не меньше цели визита моего гостя:

– Что с Максимом? Его арестовали?

Меня не посещал следователь с самого первого дня. Я был в информационной изоляции и не знал, что происходит за пределами палаты. Мог ли в ней появиться тот, кто жаждал убить меня? Я должен был знать.

– Кто такой Максим? – Алексей Георгиевич свел брови к носу и застыл в притворном удивлении, ожидая моего ответа.

Начальник службы безопасности понял, о ком идет речь. А еще он знал, что именно Максим покушался на мою жизнь. Поэтому реакция Алексея Георгиевича мне не понравилась. Я предпочитал думать, что он просто не хотел, чтобы следствие связало его, Алексея Георгиевича, имя с преступлением. Я решил, что в этой ситуации лучше подыграть ему. Спокойно и медленно, делая паузу между словами, я рассказал, что же произошло.

Алексей Георгиевич внимательно слушал, узко щура глазами. Он достал из кармана рубашки одни из своих очков, чтобы их надеть, но где-то в середине процесса прикусил дужку. Этот жест был у него нечастым и выдавал неуверенность – черту характера, несвойственную начальнику службы безопасности. Его что-то очень сильно беспокоило. Он почти не слушал меня, хотя мой рассказ был коротким, и весь смысл можно было свести к одному предложению: «Максим, отец Селены, стрелял в меня». Когда я закончил повествование, Алексей Георгиевич еще непродолжительное время сидел в неподвижном раздумье, пока не принял для себя какое-то решение. Он убрал очки обратно в рубашку, сел ровнее и менторским голосом сказал:

– Ты должен меня выслушать. Учитывая твое состояние, это не лучший момент для разговора, но тянуть с ним дальше нельзя. Потому что твой образ жизни уже очень серьезно сказался на твоем психическом здоровье.

– Что не так с моим психическим здоровьем?! – воскликнул я.

Мое состояние в последнее время и правда было не лучшим. Смерть близких людей, покушение на жизнь, блуждание в Лабиринте – все эти вещи не способствовали нормальному состоянию психики. Но то, что об этом заговорил Алексей Георгиевич, меня обеспокоило. Все мое нутро тревожно твердило мне, что начальник службы безопасности заикнулся о психическом здоровье неспроста. Гость не стал тянуть с пояснениями и начал размеренно говорить:

– Молодые люди не должны жить одни. Когда они живут одни, их мозг пускается во все тяжкие: алкоголь, женщины легкого поведения…

– Я пью раз в месяц, – возмутился я, не повышая голоса.

Начальник службы безопасности недовольно поморщился, после чего закончил начатую мысль:

– …Компьютерные игрушки, социальные сети, фантазерство. Эти вещи делают молодого юношу опасным для самого себя. И для окружающих.

– Какое фантазерство?! В меня стреляли из пистолета! Чуть не убили! Я даже не знаю, сколько пролежал в реанимации, пока меня откачивали. Может быть, из-за этого я сейчас лежу в больнице, а не из-за того, что живу один?! Или это тоже фантазерство?! – кричал я, пока вопли не сменились кашлем.

Моему возмущению не было предела! Какие бы правила Лаборатории я ни нарушил, Максим нарушил закон! И даже если я был в чем-то не прав, то говорить об этом в реанимации было грубой бестактностью!

Алексей Георгиевич слушал меня с каменным лицом и ничего не говорил. Он снова достал очки из кармана, но на этот раз надел их. После этого он терпеливо дождался, пока прекратится мой кашель, и только затем сказал то, ради чего он пришел сюда:

– Пойми меня. Я хотел тебя просто уволить. Мои коллеги убедили меня, что тебе нужно лечение.

– Лечение от чего?! – спросил я.

Мое тело замерло в ожидании ответа. Легкие не дышали, веки не моргали, сердце не билось. Они предчувствовали слова, которые им сейчас скажут, и боялись, что малейшее движение оживит их страхи.

Начальник службы безопасности, не отводя взгляда, ответил:

– От своих фантазий… Ты много чего себе напридумывал: Бесконечная Лестница, подземная Лаборатория, заточенная во сне девушка. Пора вернуться в реальность.

Алексей Георгиевич замолчал. Если бы он сейчас встал и вышел, то я бы спокойно выдохнул, что отделался так легко. Но он продолжал сидеть, значит, было что-то еще. Я смотрел на него, пытаясь считать по мимике, что он хочет сказать, но не мог. Я растерянно покачал головой, и только тогда начальник службы безопасности произнес:

– Ты должен перестать верить в свои фантазии. Врачи должны тебе в этом помочь. Я уже обо всем договорился. Лаборатория, как твой работодатель, возьмет все расходы на себя.

С этими словами Алексей Георгиевич поднялся с табуретки. Ошеломленный циничностью гостя я вцепился в его рубашку и брюки с воплем:

– Какие врачи?! Вы меня в психушку