В последнем из городских храмов, куда заглянула Рита, она узнала адрес этой церкви. А также то, что она освящена в честь Праздника Успения Пресвятой Богородицы. Добираться до нее девушке пришлось около часа. Тем более, что в том направлении ходил лишь один автобус. Вдобавок – всего раз в полчаса.

Первое, что увидела Рита, подъезжая к Успенскому храму, был знакомый бледно-голубой шпиль, возвышавшийся над зеленеющими кронами деревьев. Да, это была та самая церковь из ее сна! Вот они, эти белые стены, эти теснящиеся вокруг кресты и памятники, и эта скамейка перед входом! Правда, пустая…

Рита подошла к храму. Троекратно перекрестилась, как учила ее Лидия Ивановна, и несмело коснулась дверной ручки. Как ни странно, хотя вокруг церкви не было ни души, дверь открылась.

Внутри было тихо и полутемно. Лишь перед иконами, подрагивая, мерцали огоньки свечей. Да где-то в глубине храма раздавалось шуршанье веника: как видно, это уборщица подметала пол после службы. Рита стояла у порога, пытаясь вспомнить слова молитв, которым ее научила Лидия Ивановна. Она молилась за нее, за Михаила Семеновича… А потом ей вдруг вспомнилось имя ее настоящей матери: Мария. Но тут Риту объяли сомнения: должна ли она молиться за эту женщину? Ведь она ничего не знает о ней. Кроме самого страшного – когда-то та отказалась от своей новорожденной дочери. Так кто же она ей теперь? Ненавистная чужачка? Или все-таки – мать?

Неожиданно Рита почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Она обернулась и увидела высокую худощавую женщину в темной одежде, которая стояла в дальнем углу храма и смотрела на Риту. Девушке стало не по себе от этого тяжелого, пронизывающего взгляда. Она торопливо перекрестилась и вышла на улицу. Там уже смеркалось, так что Рите следовало поторопиться, чтобы вернуться домой засветло. Незнакомка устремилась за ней… и потом долго стояла у кладбищенских ворот, глядя на девушку, бегущую к остановке вдогонку за подъезжающим автобусом.

* * *

Прошла неделя. И по мере того, как приближались выходные, Рите все сильнее хотелось снова побывать в пригородной церкви. Она не понимала, почему ее так тянет туда. Однако этот загадочный зов был столь неодолим, что девушка так и не смогла дождаться воскресенья и отправилась в Успенский храм в пятницу днем, после работы.

Подходя к нему, она увидела, что на скамейке у входа сидит женщина. Она выглядела точь-в-точь как та, из ее сна. Черная одежда, скорбно склоненная голова в темном платке… Услышав звук ее шагов, незнакомка подняла глаза… и Рита отпрянула – это была та странная женщина из храма, которая несколько дней назад так напугала ее. Девушка уже готова была броситься прочь. Но тут незнакомка заговорила:

– Не бойтесь. Я не сделаю вам ничего плохого. Просто, когда я увидела вас в храме, то хотела спросить…

– Что вам от меня нужно? – от страха Рита старалась казаться смелой и дерзкой.

– Скажите, как ваша фамилия? – спросила женщина.

– Зачем вам это? – удивилась Рита. – Впрочем, если вы так хотите ее знать – моя фамилия Матвеева. Маргарита Михайловна Матвеева.

– Простите, – голос женщины дрогнул. – Я ошиблась. Просто вы очень похожи на одного человека…

– На кого? – переспросила девушка, подходя поближе. Потому что за время их недолгого разговора успела получше разглядеть свою загадочную собеседницу. Похоже, эта женщина была тяжело и неизлечимо больна. Так что вызывала скорее не страх, а жалость. Но кто она? Какое горе привело ее в этот храм? И за кого она приняла Риту?

– Зачем вам это знать? – устало произнесла незнакомка. – А впрочем – не все ли равно? Кому это теперь поможет?.. Вы похожи на одного моего знакомого. Мы любили друг друга… давно. Вернее, это я его любила. А он… да что теперь говорить? Потом я поняла, что жду от него ребенка. И решила сделать аборт. Мне казалось, что я уже совершила одну глупость, полюбив подлеца, и потому не вправе совершить другую, оставив в живых ЕГО ребенка. Однако, когда я уже сидела в очереди в приемном покое роддома, со мной заговорила какая-то женщина, поступавшая туда на лечение. Видимо, она догадалась, зачем я пришла в роддом.

«Послушай меня, – сказала она. – Когда-то я была такой же молодой и глупой, как ты. И думала – к чему плодить нищету? Сперва нужно найти хорошую работу, сделать карьеру, разбогатеть… А дети подождут. Зато потом, когда я смогу позволить себе завести ребенка, он будет жить в довольстве и достатке. Так я успокаивала свою совесть, идя на очередной аборт… Теперь у меня есть все, к чему я стремилась в юности. Вот только иметь детей я уже не смогу никогда. Что бы я сейчас не отдала, чтобы исправить свою ошибку! Поздно. Но у тебя еще есть шанс. Не убивай свое дитя. Сохрани ему жизнь».

Тогда я подумала – пожалуй, она права. Не стоит рисковать своим здоровьем, делая аборт. Придет время, и я найду настоящую любовь. И рожу других детей – желанных, любимых. А ЕГО ребенок будет расти среди чужих людей, и вместо родительской любви и ласки на его долю достанутся лишь обиды и одиночество. Я родила девочку…

Внутри Петропавловской церкви в Плесе, на Волге. 1888 г. Худ. Исаак Левитан

Женщина уткнулась лицом в колени, плечи ее сотрясались от рыданий. Рита стояла над ней, и в лице ее не было ни кровинки. Наконец незнакомка заговорила снова:

– …Господь сторицей воздал мне за мой грех! И поделом мне! Разве такая, как я, достойна жить? Только об одном я сейчас молю Его – чтобы Он дал мне перед смертью хоть раз увидеть МОЮ дочь… Как бы я хотела найти ее! Я не раз думала сделать это. И не решалась. Не смела. Потому что не знаю – сможет ли она простить меня?

Рита молчала.

Матушка Ольга сидела у окна, рассеянно глядя на раскинувшийся за ним лес могильных крестов, между которыми кое-где виднелись пирамидки, увенчанные пятиконечными звездами. Эту безотрадную картину ей приходилось ежедневно созерцать уже почти месяц, с тех самых пор, как они с мужем приехали сюда, в отдаленный северный городок Н-ск. Из-за стены до нее доносилось нестройное пение хора. Слов было не разобрать, однако мелодия звучала до крайности заунывно, словно там, в молитвенном доме, соседствовавшем с пристройкой, где ютились они с мужем, кого-то отпевали. Дрожащим голосам незримых певчих вторил шум дождя, который зарядил еще со вчерашнего вечера и беспрерывно лил уже почти целые сутки. Так что Ольге казалось – люди за стеной правят панихиду по ее загубленной жизни, по ее молодости, которой суждено угаснуть в этом забытом Богом городишке. И вся природа оплакивает ее горькими, безутешными дождевыми слезами. Если бы она могла знать, что окажется здесь! Впрочем, разве такое возможно было предвидеть? Ведь все начиналось так хорошо, так хорошо…