Он широко улыбнулся, демонстрируя крепкие зубы:

– Оно очень специфично, сынок. Появилось очень много людей, которые хотели моей крови. Мы постоянно переезжали, пока не очутились здесь. Поверь, в последнее время мы ведем себя очень тихо… Пока тут не появился ты со своим приятелем. Вы сами нарвались. Знаешь, есть такой термин в криминологии: «виктимологическое поведение». Это когда сама жертва провоцирует преступника на нарушение закона. Ну, к примеру, девушка в короткой юбке и с ярким макияжем идет гулять ночью в подворотню. Разумеется, ее обязательно трахнут. Или ты идешь по центральной улице, а у тебя из заднего кармана торчат сто баксов. У тебя их сопрут. Так и здесь. Моя Олеся просто не удержалась, увидев твоего храпящего друга в машине с открытой дверью.

Сбежнев выдвинул из стола ящик и, достав из него резиновые перчатки, стал напяливать их на руки.

– Несмотря ни на что, я по-прежнему люблю ее. Я решил, что не брошу ее. Ведь это из-за меня она стала такой, какой есть. И ей нельзя сейчас испытывать стресс. Мы ждем малыша. Моего наследника.

– Евгений… – жалобно начал Сергей, но тот повелительно махнул рукой.

– Я не закончил. Как я уже сказал, мама Олеси умерла. У моей жены случился еще один приступ. Она плакала сутками, скучая по матери. Я не мог этого вынести.

Сбежнев протянул руку и, взяв какую-то тряпку со стола, помахал ею перед лицом Сергея:

– Я сам изготовил лицо своей тещи. К тому времени я умел делать и более сложные вещи. Я даже не забыл о родинке, которая ввела тебя в заблуждение при нашем первом знакомстве. Ведь у Олеси и у ее мамы одинаковые родинки на подбородке.

Сергей с ужасом глядел на мертвые глазницы и поблекшие седые волосы маски.

– Теперь ты понял? Днем ее муж на работе, так думает Олеся. Она рядом с любимой мамой. Каким образом мама вернулась с того света – ей невдомек. Да это и неважно, у Олеси все равно мозг трехмесячного ребенка. Главное – она не одна. Вечером мама уходит на ночное дежурство – сторожить овощной склад. А ее горячо любимый муж возвращается домой. Завтра будет так же. И так будет всегда.

– Вы психи, – вырвалось у Сергея.

– Почему? Мы совершенно нормальные. А ты разве не псих? Когда намеревался отвезти несчастную женщину на расправу к злому, гадкому старику? Кстати, свою тещу я похоронил как положено. С головой. У нас в огороде. Видал, какой у нас огород? Картошка – ням-ням! Редиска – ням-ням! Помидорчики…

– Отпусти меня! – завопил Сергей. – Келлер это так не оставит! Он знает, куда я уехал, и ждет от меня новостей!

– Я думал об этом, – рассудительно сказал Евгений. – Поэтому собираюсь сегодня ночью проведать этого неугомонного пердуна. Вставлю ему, пожалуй, пару клизм. А потом…

– Я все скажу. Мы… можем поехать вместе, – Сергей заискивающе заглядывал в глаза Сбежневу. – У старой клячи есть деньги! И почти никакой охраны!

– Деньги? – переспросил Евгений. – Разве я похож на человека, которому нужны деньги?

Он скрылся из зоны видимости Сергея, и тот заволновался.

Евгений вскоре вернулся. В руках он сжимал громадный топор.

– Когда есть любящая жена и любимое увлечение, никаких денег не надо, – с философским видом усмехнулся он. – Тсансы помогают нам во всем, они заряжают наши силы, как топливо двигатель! Как электричество аккумулятор! Они помогают нам! Не веришь?! И знаешь, мы не стоим на месте. Скоро у нас будет прибавление. А прогресс бывает лишь тогда, когда ты стремишься к совершенству! Олеся тоже делает большие успехи. Хотя до поры до времени я доверял ей только черную работу. Так, недавно мы сделали тсансу из головы пятилетнего ребенка. Представляешь, голова уменьшилась до размера грецкого ореха! Мы можем делать брелоки! Вот как!

Он тщательно осмотрел лезвие топора, и Сергей заскулил.

– А из тебя мы сделаем не просто тсансу, а самую настоящую куколку, – с доверительным видом сообщил Женя. – Мы уменьшим все твое тело. Выварим кожу, просушим ее, она сядет, после чего мы набьем ее опилками и зашьем. Ты превратишься в плюшевую игрушку и будешь весить не больше трех килограммов. Эдакий потешный мишка-топтышка ручной работы.

Сергей издал надрывный вой. Он кричал, выпучив глаза, срывая глотку, чувствуя, как где-то внутри рвутся голосовые связки, он кричал и кричал, беспомощно глядя, как топор поднимается над его головой, и в последнюю секунду своей жизни он вдруг отчетливо увидел свое отражение. Его миниатюрное, обезумевшее лицо едва заметным бликом скользнуло на стеклянной поверхности искусственного глаза. Который был очень похож на стеклянный шарик голубого цвета.