И братишка наш, кстати пулеметчик, стоял рядом:

— О, это, по ходу, духи.

А тогда было перемирие, никто ни по кому стрелять не должен. Получается, дорога на запад была под контролем духов, и часть, где стояли мы, а это было выдвижение по линии фронта, наш отряд и вот эта дорога, она строго под их контролем была, пока садыки не забрали ее. И вот они спокойно там перемещались, без проблем. И мы видели эти моменты, контролировали дорогу на север. Вот это вот да, проблематичная дорога, потому что поначалу они катались там, как тараканы. Пипец, везде бегали, и мы постоянно отгоняли их. И когда они дорогу потеряли, они перестали там бегать.

Едет этот броневик, я же давай махать ему руками:

— Эй, аду, сюда езжай!

А они, видимо, посмотрели на меня с удивлением и свернули к себе. И что в итоге вижу? За секунду до сворачивает пикап в поворот, и такой грибок просто черного дыма, и прямо по окнам — шарах. Все окна, естественно, все здания затряслись. Думаю: «Да ну нафиг. Что это такое?» А это ребята со второго взвода там просто МОН-200 установили на растяжке. И я смотрю, там пыль прошла, она обратно на дорогу встала, выкинуло просто машину, как тряпку. Затем оттуда парень чернокожий вылезает, контуженный, и давай по тапкам, в обратку, давать на запад. Он долго бежал, я за ним смотрел минут 15, пока он не убежал. Все эти 15 минут он бежал. И ребята сказали, что там, как оказалось, в остатках машины был еще один раненый. За ним ЗУшка приехала, но этого я уже не видел, потому что я как увидел стволы, убежал оттуда.

Ну, починили мы ласточку нашу, назвал я ее «Дарьей». И все, она выручала нас много раз: подвоз БК, к тому же если квадрики противника летают, машинам «Стоп колеса!» объявляют, и машины не ездят, но если где-то срочно-срочно нужно, ну прямо до усеру, то я могу. Она же не в учет, трофейная, моя, я ее никому не давал, ни с кем не делился — только на отделение. Вот есть братишки, и это наша машина, мне посрать. Командир взвода помогал, просил отвезти, привезти БК, если старшинская машина занята, вот в этом плане мы помогали друг другу.

Ранение

Ну были, конечно, и плохие моменты. Стояли мы, стояли, все неплохо было, пока у духов штурм не начался. Мы даже не думали, что они пойдут.

Нас предупредили ливийские садыки. Говорят:

— Сегодня в обед пойдут, будьте наготове.

А мы с ними дружили, хорошие ребята, с ними не было недопонимания. Мы друг с другом делились, улыбались, смеялись. Хоть и на разных языках разговаривали, но мы понимали их, и они понимали нас. Ребята хорошие были, боевые, мы нашли точки соприкосновения. И у них в чем прикол, для них это гордость, это лучше любой награды и медали — повоевать с русским. У них вот так вот. Они прямо гордятся:

— Я с русскими вместе воевал! А ты кто? Ты никто!

И они нас предостерегли, что сегодня вот такая вот фигня будет. Ну тут дядька команду дает, он старший нашего опорника. Говорит:

— Давай, приготовились.

Мы расселись по позициям. Они первые начали стрелять. Мы заступили на крайний пост, на крайней позиции закрепились, и через восемь часов примерно, было по нулям, прекращение огня. Все, мы со всех стволов подолбили, чтобы не расслаблялись, и после двенадцати уже все.

Недолго песня пела, потому что через три дня дело дошло до того, что они чуть ли не под ногами у нас лазали, то гранатами, то камнями их закидывали. Ну просто угорали, и они на тапочки быстро сваливали. То с лестницами приходили разведчики, все хотели подкрасться, посмотреть. Ну, они без оружия были, мы не видели у них оружия, и дело доходило до того, что на четвертый день они начали постреливать в нашу сторону.

Раз постреляли, два, три. Попали по нашему опорнику. Мы день протерпели, два протерпели, а потом плюнули на все перемирие и начали долбить в ответ. Раз дали ответку, два… Молчание. Вот и все перемирие, ребят. Нефиг кусаться.

Это продолжалось недолго, они постоянно пытаются что-то сделать, какие-то мутки мутят. Ну что ж вы делаете, чего вам спокойно не сидится на перемирии? Повоевать хотите? Ну мы просто-напросто сжигали их опорники дотла, горело прямо факелом. Спасибо сапожистам нашим, которые работают с отличием.

Был момент, я сидел за столом, дядька ремонтировал дырчик. И тут я слышу протяжный взвизг, хлопок! И по рации передают:

– ******** «триста»!

Я:

— Да как так? Только что виделись, я только-только от него пришел.

И второй снаряд прилетает прямо под мое здание, где я сидел, кушал. И я такой:

— Так, ну, надо быстро дохавать и заниматься делами.

Все сделал. И тут третий прилет. Уже начинает дым рассеиваться из-под пола, едкий дым. У нас не без паникеров, конечно:

— А, все! Все назад, все вниз.

Я аккуратно схватил автомат, думаю: «Нужно же найти, откуда он хреначит».

У нас товарищ стоял наверху, я ему сказал:

— Давай спускайся. Откуда он?

— С запада хреначат, выходы слышны с запада.

Передали информацию, спустились вниз, и, получается, товарищ, который паниковал, он зачем-то полез на северный вход здания. А мы через него не ходим, мы его закрыли всяким мусором, завалили и ходили через восточный проход, как раз в тыл. И он начинает разбирать, я ему:

— Ты что делаешь?

Отодвигаю его.

— Давай на восточную стену, безоткатка здание не прошьет.

Мы прошарили:

— Давай, сейчас приход будет, быстро забираешь тепляки и спускаешься вниз, у тебя четыре-пять секунд есть (смеется)!

Я обратно эту дверь поставил, он свалил, и как раз он стоял возле проемной двери. И тут бах! Еще раз прилет в ту стену, под которой я стоял. И все, темнота. Открываю глаза — темнота. Пипец, чувствую, что горячо, везде горячо: по телу, по лицу, по конечностям. Ну просто горячо, и я понимаю, что нужно выбираться. Вправо голову поворачиваю, а тут жесткий пожар. Понимаю, что нужно выбираться, и я с разбегу пытаюсь пробиться в этот дверной проем. А меня выбросило почти в другую комнату, откинуло метра на два. И я просто промазал мимо дверного проема и ударился в стену башкой. Вот