— Я не думаю — я знаю! — Кузьминична подняла вверх указательный палец и внимательно посмотрела на сватью. — Дело непростое, откладывать нельзя, — задумчиво сказала она, бросив на Аню короткий взгляд. — Ни в коем случае.

Женщины переглянулись, но Аня этого не заметила — ее поглотил испуг. Дышать становилось все труднее, в голове шумело, по затылку будто что-то горячее стекало, а по спине ледяное…

— Аня! — воскликнули одновременно обе женщины.

Больше девушка ничего не слышала и не видела — она провалилась в темноту.

Очнулась она от резкого запаха, ударившего в нос. Это был нашатырный спирт. Аня зажмурилась и откинула голову назад.

— Ну, слава богу… — услышала она голос Львовны и открыла глаза.

Аня лежала на диване в своей комнате. Кузьминична сидела рядом с девушкой и держала ее за руку. Львовна с ваткой, от которой несло нашатырем, стояла у дивана на коленях.

— Что ж ты, детка, а? — Кузьминична погладила Аню по руке. — Так нельзя… Нельзя. — Она задумчиво мотнула головой и поджала губы. — Мы вот что предлагаем… Я сейчас позвоню своей подруге, и она займется твоей проблемой. Потому что это действительно проблема. — Она дружески похлопала Аню по руке. — Ты согласна?

— Согласна. — Аня едва заметно кивнула.

Кузьминична поднялась на ноги и вышла в коридор.

Сильно хотелось пить. И болел желудок. Не надо было так наедаться…

— Добрый день, — услышала Аня. — Скажите, пожалуйста, Роза Францевна на месте? Соедините меня с ней. Это ее подруга, Элеонора Кузьминична.

Лидия Львовна с недоумением смотрела на Аню — лицо девушки выражало крайнее удивление, щеки розовели, губы растягивались в улыбке…

— Розочка, привет. Слушай, тут очень важное дело, да, по твоей части. Записывай адрес…

Через несколько минут Элеонора Кузьминична вошла в комнату.

— Аня, тебе надо переодеться. — Она потирала руки. — Сейчас приедут хорошие люди.

«Безрукая и бездарная», — думала Татьяна Яновна, косясь на Аню и смакуя курицу, приготовленную, конечно же, ее сыном, а не этой… И картошку он жарил по рецепту покойной бабушки. Как, впрочем, и курицу… М-да… Не для такой женщины она растила единственного ребенка. Не для такой…

— Анна… — Татьяна Яновна запнулась, отрезала от хорошо промаринованного и прожаренного бедрышка крошечный кусочек и бросила взгляд на застывшую в ожидании девушку. — Вижу, стол накрывал мой сын. — Она выразительно приподняла бровь.

— Мама, я просто знаю твои вкусы, — сказал Дима, улыбаясь, — и люблю готовить. — Он перевел взгляд на Аню.

— Готовить нужно в своем доме, — с каменным лицом изрекла Татьяна Яновна и с удовольствием отметила, что сын побледнел. — А в этом доме ты гость!

«В этом доме… гость» — вертелось в Аниной голове. «Нет, Дима не гость», — думала она, хмурясь и глядя на любимого, который явно чувствовал себя не в своей тарелке. Это уже их дом, общий дом! Они об этом еще не говорили, но зато говорили о главном… Они хотят вместе состариться, в этом доме или в другом, но вместе. Надо сейчас же сказать об этом Татьяне Яновне. Надо сейчас же прекратить этот ужас, положить конец этому хамскому поведению. Да, она ведет себя по-хамски. Димина мать с первого дня разговаривает с Аней вот так… Если Татьяна Яновна считает ее толстокожей дурочкой, то сейчас она убедится, что ошибалась. Никто не имеет права унижать ее. Никто! Она никогда не утратит раз и навсегда обретенную уверенность в себе. Никогда! Аня уже хотела произнести все это вслух, но тут Женька, скользнув взглядом по ее лицу, указал пальцем на окно.

— Опять кот за голубем охотится! — Мальчик вскочил на ноги и бросился к подоконнику. — Вот бандит! — Женя схватил полотенце и распахнул окно. — Эй, птица, улетай! — Он взмахнул полотенцем.

Татьяна Яновна, сидевшая спиной к окну, даже головы не повернула. Аню медленно накрывало волной боли — это болела ее душа, болела за Женьку, за его доброе сердце. За его желание отвести беду — он все понял, догадался, что еще несколько секунд, и будет взрыв. Родной мальчик… Он думает только о ней, о том, чтобы ей было хорошо, чтобы над ее головой не сгущались тучи. Добрый, внимательный, бесстрашный… Когда они переезжали в эту квартиру, Женя не позволял сестре носить тяжелые сумки, сердился на нее, и она уступала, а он с гордым видом тащил их на четвертый этаж. Когда перенесли все вещи, Аня уже не могла стоять на ногах и споткнулась о порог. Споткнулась и упала лицом вниз. Она до сих пор не понимает, как Женя успел подбежать — она упала не на пол, а в его объятия. И стукнулась головой о его лоб — так сильно, что искры из глаз посыпались. Женька даже не ойкнул, хотя шишка, выросшая у него на лбу, была внушительной.

Потом они расставляли мебель и оставшиеся дедушкины книги, складывали посуду, и снова самую тяжелую работу выполнял Женя. Он сам разговаривал с сантехником и с инженером ЖЭКа. Сначала они удивленно ухмылялись и пытались его прогнать, но вскоре привыкли к настырному пацану и даже зауважали его — настоящий мужчина растет! Женя познакомился с базарными торговцами, и они продавали ему самые лакомые кусочки, самые вкусные фрукты и овощи. Без него Аня не закрыла ни одной банки варенья, компотов и солений. Они вместе выбирали коврики, гардины, даже по поводу одежды она советовалась с братом и ни разу об этом не пожалела. А однажды сосед с третьего этажа, военный, стал выговаривать Ане за то, что, когда она поливает цветы, вода капает на его балкон.

— А вы сделайте козырек, — посоветовал Женя, — это очень просто. Надо только снять размеры и поехать на Благовещенский рынок, в жестяную мастерскую. Хотите, я поеду с вами? И установить помогу…

Сосед отстал, а Аня все больше чувствовала себя защищенной. В какой-то момент у нее даже мелькнула мысль, что из них двоих Женька старше, заботливее и… мудрее. Ведь это он первый заговорил о самом больном. О том страшном дне, память о котором день за днем разъедала мозг и грозила уничтожить душу, нет, две души, если не поговорить, не проговорить… Все… Минуту за минутой. Они поговорили, и случилось чудо, иначе не скажешь — все стало забываться. Или видеться в другом свете. Теперь, стоило Ане вспомнить то утро, сердце не обливалось кровью, а так… Постучит и успокоится. Ну, слава Богу… Дальше будет еще легче. А пока Женька относится к ней, как старший брат, даже как отец… То цветы у старушки на базаре купит, то смастерит букет из опавших кленовых листьев, то сделает из каштана и пластилина божью коровку, а из кожуры — ежика. А как он подражал мультяшным персонажам! Аня покатывалась от хохота, когда Женя изображал насос, надувающий велосипед. Мальчик-солнышко. Вот и сейчас, крича и размахивая полотенцем, он не голубя прогонял, а просил мир и покой вернуться в эту кухню, пронизанную холодом, и всеми силами старался скрыть печаль.

— Все, улетел… — Женька закрыл окно и вернулся за стол.

Вид у него был смущенный и виноватый. Его лицо медленно заливало краской. Глядя на брата, Аня набрала в грудь побольше воздуха, медленно выдохнула, сжала руки, чтобы скрыть дрожь, и посмотрела на гостью.