– Действуй. И дай трубку Сафронову.

Я протянул трубку Мише.

Что говорил генерал капитану, я не слышал. Но можно было предположить, что он давал те же самые инструкции, что и мне, то есть рекомендовал создать головную боль для участкового. Похоже, что капитанские погоны старшему лейтенанту Сазонову, нашему участковому, удастся получить не скоро...

* * *

Священник к моей просьбе отнесся с пониманием.

– Да пусть еще хоть неделю сидят. Только вот меня в неудобное положение ставят. Вроде бы и в гостях, а в дом не заходят... Как-то не по– человечески получается. А так – пусть хоть неделю, хоть две здесь будут. Мне это не мешает. Нужно – значит нужно.

– Они, возможно, до вечера просидят. Потом их снимут. Нужно маму подстраховать. Мне сейчас из госпиталя звонили; ругают, требуют, чтобы появился. Пока в СИЗО был, меня, понятно, в госпиталь не отпускали. Обещают сегодня в камеру, то бишь в палату, надолго запереть... Ничего, отболтаюсь. Вечером вернусь.

– С богом. Выздоравливай.

Отец Василий перекрестил меня благословляющим крестом. Это когда пальцы собираются не просто щепотью, как мне мама объяснила, а символическим изображением первых букв имени Иисуса Христа. Я, как и полагается, склонил голову и сложил ковшиком руки, чтобы принять благословение.

На этом и расстались.

Капитану Дуброву что-то долго объяснять вообще необходимости не было. Он понятливый, несмотря на то что не оперативник, а технарь.

– Понял. Буду ждать. Если сигнал от комплекса поступит раньше, я позвоню.

Раньше определенного времени сигнал поступить никак не мог, даже если бандиты будут ехать на машинах со спецсигналами. На шоссе Энтузиастов всегда такое движение, что и с мигалкой не пробьешься. Но на всякий случай я дал последнюю инструкцию:

– Если сигнал поступит до моего возвращения, покидаешь дом через окно в боковой стене, – я показал пальцем, как указкой, – и предупреждаешь капитана Сафронова.

– Понял, сделаю, – согласился Володя.

Наконец-то я добрался до своей машины. Соскучился по ней. Ворота открыл сам, оставив право закрывать их капитану Дуброву. И моментально поднял на улице громадное облако пыли. Не люблю обращать внимание на всякие выбоины и колдобины – вот такой уж я, и ничего со мной не поделаешь. Впрочем, гнал я недолго. В паре километров от деревни повернул на разбитый тракторными колесами «проселок», но по колее не поехал, потому что для моей машины она слишком глубокая, а примял траву сбоку, образуя новую дорогу. И так еще пару километров до соседней полузаброшенной деревни, где жил мой одноклассник и друг детства Батухан, как мы в школе звали Диму Батуханова. В деревне на сегодня осталось всего три жилых дома, да еще московские дачники затеяли несколько строек. А Батухан безвылазно сидел дома. Судьба у него такая: по пьянке перевернулся на тракторе, повредил позвоночник, стал инвалидом. Семья Диму бросила. Вот и остался он со старушкой-матерью коротать дни на свою и ее мизерные пенсии.

От покойного отца, по национальности бурята, Диме досталось широкое улыбчивое лицо. Такая улыбка запоминается навсегда. И именно улыбкой Дима меня встретил.

– Мне говорили, что ты приехал. Думал, заглянет или не заглянет?

– Заглянул. Батухан, но, ты уж извини, на минутку... – Я даже дышать старался чаще, чтобы показать, что тороплюсь. – Выручай. У меня, понимаешь, вопрос очень серьезный. Я у тебя машину на время оставлю? Вечером заберу, тогда и посидим, поговорим. Пока только могу попросить тебя. Если будут спрашивать – а спрашивать обязательно будут, – утром ты меня не видел, машину я у тебя не оставлял, а приехал к тебе только вечером. Понял?

– А кто будет спрашивать?

– Сазонов, скорее всего. Толик...

Батухан закивал:

– Теперь все понятно. Машиной кого-то сбил?

– Нет. Если бы я сбил, то человека не оставил бы, повез в больницу. У меня дела серьезнее. Намного серьезнее.

– Вроде тех, что здесь недавно были? Когда четверых ментов-кавказцев угрохали?

– Не просто вроде тех, а из тех... – разоткровенничался я, но я знал, на кого можно положиться. – Продолжение. И такое же крутое. Выручишь, старина?

– Выручу, что ж не выручить...

– А мать куда дел?

– В больнице она.

– А сам-то как?

– Соседи в магазин ходят, приносят, что нужно. Я же не ходок... Сегодня уже были, недавно ушли. Теперь только послезавтра. Ставь машину, никто не увидит.

– Ладно. Ставлю. Еще раз извини, спешу. До вечера...

* * *

Солнце с утра начало шпарить кипятком. Я даже пожалел, что не взял с собой головной убор. Металлические пластины в моей черепной коробке, похоже, сильно нагревались, и это было не совсем приятно. Чтобы охладить голову, я бежал через поле быстро, но ветра, к сожалению, не было, и оставалось надеяться на то, что за полем начнется лесок – там, в березняке, всегда прохладнее. Я давно уже не бегал на скорость. После госпиталя позволял себе пробежки, пусть и в хорошем темпе, но все же в свое удовольствие. А сейчас бежал как на соревнованиях на длинную дистанцию. Дыхания хватало вполне. Только в голове сильно стучало и жгло.

Но поле благополучно закончилось. В лесочке я сбросил скорость, чтобы не оставить после себя просеку. Но дышалось здесь несравненно легче. Дальше можно было напрямую, через поле, добраться до кустов, за которыми начинались деревенские огороды. А можно было сделать круг и добежать до тех же кустов в обход, через заросли молодого березняка. Второй вариант мне нравился больше – лесной прохладой, но первый сберегал время, и я побежал напрямик. Опасений, что в лесочке можно встретить засаду, не было. Здесь нет ни одного дерева, на которое можно взобраться, чтобы рассмотреть деревню. Лесок этот вырос за последние лет семь-восемь самосевом, и теперь радовал глаз. Да, все-таки природа после многих лет хозяйственной деятельности человека восстанавливается. Это служило слабым утешением тому, что поля не возделываются, но восстановление рощи тоже не лишне.

Второе поле было не такое ровное, имело несколько холмов, вершины которых можно было рассмотреть даже из деревенских дворов, но я на холмы не взбирался, чтобы себя не демаскировать, и легко пробежал, петляя между ними. Вышел точно на ограду маминого огорода. Правда, чтобы еще и отцу Василию нечаянно не попасться на глаза, взял правее, не опасаясь, что меня увидит капитан Сафронов и его люди. Сафронов и вправду выглянул в оконный проем без рамы и помахал мне рукой. Я ответил тем же жестом и по уже протоптанной тропе перебежал из заброшенного двора в свой. Там скользнул между кустами черемухи за угол, потом под перилами на крыльцо и вошел в комнату одновременно с тем, как в кармане у меня зазвонила генеральская трубка. Только после этого я перевел дыхание, радуясь, что не сильно сбил его. Значит, отправляться на инвалидность мне еще рано.