— О чем задумались?

Изотов вздрогнул и поднял голову. Навстречу ему шагал Вересов. Альпинисты все еще оставались на стройке. Интересно, почему они не возвращаются на свою базу? Из любопытства, наверное.

— Красивый нынче рассвет, — сказал Илья, пожимая инженеру руку. — Глаз радуется, а душа поет.

— Мне не до этого… — вздохнул тот. — Одни шишки на голову сыплются. Не успеваю увертываться.

— Черная полоса?

У Изотова вырвалось совсем не то, что он собирался сказать:

— Лариса Мельникова погибла…

— Жаль ее, — сочувственно произнес Вересов. — Кому она мешала?

— Хорошая была женщина. Сердечная… Эх, судьба-злодейка! Спасибо вам, Илья, за помощь. Без вас лежать бы ей в той проклятой расщелине…

— Мы что? Мы просто подняли ее, — смутился скалолаз. — Обычное дело.

— А!.. — махнул рукой Изотов. — Как мне не хотелось впрягаться в это строительство! Надо было к себе прислушаться. Меня метростроевцы звали, лучше бы я к ним пошел. Нет, романтики захотелось! Вот и хлебаю теперь эту романтику полными ложками. Хорошо бы еще в тюрьму не загреметь…

— Выпить хотите? — предложил Илья. — У меня коньяк есть.

Изотов чувствовал себя отвратительно с похмелья, поэтому согласно кивнул.

Они сели на холодный с ночи камень. Вересов достал плоскую мельхиоровую бутылочку, отвинтил пробку и наполнил ее коньяком.

— Сначала вы.

— Отличный коньяк, — оценил Изотов.

— Еще по одной?

Они повторили процедуру.

— Не расстраивайтесь, — сказал Вересов. — Все образуется.

От коньяка внутри разлилось приятное тепло, и жизнь перестала казаться Изотову адом кромешным.

— У вас есть хобби? — спросил он Илью. — Какое-нибудь сильное увлечение?

— Я горы люблю.

— А еще? Любимое занятие? Стихи не пишете?

— Не-а… С искусством совсем не сложилось, — усмехнулся Вересов. — Ни писать, ни рисовать не умею. Музыкального слуха тоже нет. Ребята вон на гитарах бренчат, песни поют, а я не умею. Бесталанный родился. Видать, не приглянулся Господу Богу.

— А я камни собираю… — признался Изотов. — Очень я их люблю. Особенно редкие минералы. Я ведь мечтал геологом стать.

— Я тоже камни собираю! — обрадовался Илья. — С покоренных вершин! У меня их знаете сколько? Самый первый я привез с алуштинской стены.

— Отсюда, с Язгулема, что повезете? Вересов погрустнел.

— Похвастаться нечем, — вздохнул он. — Неудачный поход получился. Я ведь здесь не первый раз, но такого облома еще не было. Не везет, и все. Хоть тресни! Мы год назад, летом, изучали хребет Петра Первого — самый северный на Памире. Трудное было восхождение, но удачное. Вершина Безымянная… слыхали?

— Нет.

— Классный был подъем! Вышли мы рано, едва рассвело…

Изотов с удовольствием слушал. Хоть какая-то разрядка.

— Сразу за лагерем тянулась зеленая котловина, — продолжал Вересов. — Простор… воздух, как слеза… Аж дух захватило! Ради таких вот мгновений в горы и ходят. Через котловину вышли на скальный гребень. Такой себе, не очень сложный, средней крутизны. А после трех тысяч метров пошли осыпи… Это опасно. Любой упавший камень может повлечь за собой камнепад. Обогнули осыпи — глядим: торчит скальный выступ. Если на него смотреть с определенной точки, то он похож на запрокинутую голову человека с открытым ртом. Поэтому так и называется — Орущая голова. Пять часов мы на нее поднимались. Вот это было восхождение! Снег, ветер… Я оттуда целых три камня привез.

За коньяком они перешли на «ты» и уже похлопывали друг друга по плечу, как старые друзья.

— Нельзя нарушать традицию, — сказал альпинисту Изотов. — Отсюда тоже камень возьми. Хочешь, пойдем, в отвалах породы покопаемся? Ее после взрыва полно из туннеля натаскали.

Они допили коньяк и направились к отвалам. Вокруг было пустынно. Вход в туннель охраняли несколько солдат. Все остальные разбрелись кто куда. Медное солнце встало из-за гор и начинало припекать.

— Иди сюда, — позвал Изотов, пробираясь между камнями. — Я тебе кое-что покажу.

Инженер выбирал из отвала и показывал ему разные камушки, на которые просто так никто не обратил бы внимания. Многие из них были довольно ценными. Случайно попались несколько зернышек граната. Покрытые пылью, они выглядели обыкновенными тусклыми горошинами неправильной формы.

— Возьми, — Изотов протянул «горошины» альпинисту. — Жене подаришь.

— У меня нет жены, — сухо сказал Вересов. Изотов вздохнул и бросил камешки обратно в отвал.

Ему вспомнилась Лариса, глаза предательски наполнились слезами.

Илья сделал вид, что копается в кусках породы. Ему попался маленький камешек в форме финика. Он был покрыт грязью, под которой блеснуло желтое.

Вересов ощутил под сердцем неприятный холодок.

— Валера! — позвал он. — Посмотри… Что это? Изотов взял камешек, потер о рукав куртки.

— Золото… — севшим от волнения голосом произнес он. — Не может быть…

Галактика Эол, планета Хелион. Далекое прошлое

Майхо поставил посланцам одно условие. О пропаже Эуля, а следовательно, и о его поисках никто знать не должен. Именно поэтому сведения, полученные от флажей — межгалактических наблюдателей — были так скудны.

— Делать нечего, — сказал Аффит на закрытом Совете. — Будем исходить из того, что есть. На поиски Эуля отправятся три экспедиции. Больше мы послать не сможем. Их следует оснастить наилучшим образом. «Этлон», «Эрбор» и «Тобус» поведут лучшие пилоты. Нам останется только ждать.

После заседания Тэлл Элакриэн предложил посмотреть привезенные с Ацтланики «живые картины».

— Это праздник в нашу честь, — прокомментировал он пышно развернувшуюся голографическую картину неба над дворцом Алхо-Котель.

Люди-птицы подняли в воздух несметное количество живых цветов, перьев и лент, превратив небо вколышущийся разноцветный ковер. Площадь перед дворцом была запружена жителями города.

Алхо-Котель стоял на вершине горы. Его гигантская квадратная башня состояла из выступающих один над другим ярусов, золотая крыша горела в лучах Теуатля — красного солнца Ацтланики. По углам восседали каменные чудовища устрашающего вида, их крылья были выложены золотыми пластинами, а в глазницах сверкали крупные зеленые кристаллы.

— Это стражи дворца-храма, — пояснил Тэлл, указывая на чудовищ. — Они наблюдают за окрестностями.

Картина сменилась: теперь она представляла собой просторный полутемный зал, мрачные своды которого опирались на каменные колонны, разрисованные крылатыми драконами. Тела и гривы драконов были покрыты зеркальной чешуей. Чешуя сверкала и переливалась, причудливая игра бликов производила впечатление кружащегося вихря.