Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Интересно…
— Люди имеют способность влиять на события. Марат кивнул. Неплохое объяснение придумал господин Чичагов.
— Степан Макарович, а что тут у вас за Священная Гора?
Нангаван на мгновение замер, но сразу взял себя в руки.
— Священная Гора — это символ, — сказал он. — Иисус произносил на горе свои проповеди. Издавна считалось, что гора — обиталище богов. Олимп, например.
— Выходит, на Священной Горе живут боги?
— Я этого не сказал…
— Значит, инопланетяне. Вам не приходилось их видеть? Вступать с ними в контакт?
— Вы что, наслушались всяких бредней? — разозлился Нангаван. — Про летающие тарелки и прочую дребедень? Тогда вы обратились не по адресу. У нас духовный путь, а не уфологическое общество.
— Я пошутил, — улыбнулся Марат.
— У вас ко мне все?
— Почти. Если еще что-то понадобится, я вас побеспокою. С вашего позволения.
Нангаван смерил его возмущенным взглядом и вы — шел, хлопнув дверью.
«Он явно напуган и изо всех сил старается это скрыть. В чем дело?» — недоумевал Марат.
Последним на беседу явился Хаким. В нем не было заметно ни страха, ни растерянности. Типичная восточная внешность, внимательный взгляд делали его довольно привлекательным.
«Член комиссии» задал ему тот же стандартный набор вопросов, что и всем. Хаким отвечал неохотно и даже лениво. Из общины никто не отлучался, кроме Голдина и Длинного Вити; ничего подозрительного не происходило.
Во время разговора Марат ощущал на себе пристальные взгляды Хакима. Как будто тот его изучает.
— Ну, раз вам больше нечего добавить…
— Почему нечего? — не согласился Хаким. — Я много чего могу добавить. Только вот не знаю, стоит ли. Если вы тот, за кого себя выдаете, то явно не стоит. А если нет…
— Что вы имеете в виду?
— Зачем вы сюда пожаловали? Марат не ожидал такого натиска.
— В общину? — переспросил он.
— И в общину тоже. — Хаким усмехнулся. — Вы действительно только член комиссии, или у вас здесь есть свои интересы?
— Вот мое удостоверение, — сказал Марат, протягивая ему корочку. — Посмотрите, убедитесь.
Тот не глядя отодвинул его руку и покачал головой.
— Это просто бумага с фотографией и печатями. В чем она может меня убедить?
— Хорошо. Вы сомневаетесь, что я…
— Сомневаюсь.
— Но почему?
— Видите ли… с некоторых пор я вдруг сильно поумнел, — заявил Хаким. — И теперь многое изменилось. Так у вас в этой истории с туннелем есть личный интерес?
— Допустим…
Марат решил, что если он признается, ничего страшного не произойдет.
— Уже лучше. По крайней мере у нас появилась общая тайна. Верно? Подобные вещи сближают. Вы не находите? Господин Багров… как вы вообще относитесь к мистике?
— К мистике?
Марат терял управление разговором, но ничего не предпринимал. Сознательно. Пусть Хаким выскажется. Куда-то он ведет, пытается на что-то перевести стрелки. Если ему помешать, так и не удастся выяснить, что у него на уме.
— «Нет ничего более прекрасного на свете, чем мистическое!» — вкрадчиво произнес Хаким. — Знаете, кто это сказал? Великий Альберт Эйнштейн.
— Интересное мнение…
— Вы не согласны?
Марат сделал в воздухе неопределенный жест руками.
— Сдаюсь! Глупо оспаривать слова самого Эйнштейна.
— Я приглашаю вас на прогулку, после ужина — неожиданно заявил Хаким.
В дверь робко постучали.
— Еда на столе, — сообщил толстяк Белкин, просовывая голову в комнату. — Вас ждут.
Трапезничали члены общины в так называемой «кухне» — просторном помещении с каменным полом и допотопным очагом. Стены и потолок недавно белили, по углам громоздились охапки хвороста. Пахло горелыми лепешками, разваренным рисом и карри. Над очагом на маленьком огне булькал чайник, подвешенный на толстый, черный от копоти железный крюк.
— Присаживайтесь, — радушно пригласил Длинный Витя, расставляя на столе черные глиняные тарелки. — Я сегодня дежурный по кухне. Лепешки, правда, подгорели, а плов получился вкусный.
Ужинали в полном молчании. Плов действительно был отменный — ароматный, рассыпчатый, с изюмом и сухими фруктами, обильно политый хлопковым маслом. Как ни странно, подгорелые лепешки тоже оказались вкусными.
— Хотите, Криш вам на дутаре[10]сыграет? — предложил Витя, разливая чай в такие же черные глиняные кружки.
— Конечно хотим! — улыбнулся Марат. — В Москве такой экзотикой не побалуют.
— Вы из Москвы? — угрюмо спросил Нангаван.
Ему очень не нравились незваные гости, особенно «член комиссии». Но ничего не поделаешь, придется их терпеть до утра.
Голдин потягивал горячий чай, исподтишка разглядывая гираваков. Как-то подозрительно они себя ведут. Слишком смирно, что ли. Никто не спорит, не возмущается, не критикует стряпню Длинного…
После чая Криш притащил дутар. Однообразные заунывные звуки складывались в печальную мелодию, полную неизбывной жажды прекрасного. Такая музыка могла родиться только под сенью мрачных и величественных гор, их дикой красоты.
— Великолепно! — искренне восхитился Марат. — Где вы научились так играть на дутаре?
— В Душанбе, — неохотно ответил Криш. — Я там провел детство.
Видно было, что ему не хочется продолжать разговор. Остальные тоже молчали.
— Идемте прогуляемся, господин Багров, — предложил Хаким. — Свежий воздух перед сном… Что может быть лучше?
— С удовольствием.
— А я — спать! — решительно заявил Голдин, вставая из-за стола и потягиваясь. — Глаза сами закрываются.
Марат надел куртку, а Хаким — овчинную безрукавку поверх теплого свитера.
— Там сильный ветер, — предупредил Белкин. — Прямо с ног сбивает.
— Мы не далеко, — сказал Хаким и повернулся к Марату. — У вас есть фонарь?
— Есть. Взять?
— Возьмите, на всякий случай.
«Член комиссии» полез в рюкзак и достал фонарь. Выйдя во двор, они с Хакимом окунулись в кромешную тьму. Сильный ветер рвал с плеч одежду.
— Ого, как дует…
— Зато тучи разгонит, — заметил Хаким.
В подтверждение его слов в разрыв облаков выглянула луна, заливая все вокруг мертвенным светом. В голове у Марата на миг помутилось. Преодолевая внезапную дурноту, он остановился… Впереди него, прямо на скалах, мелькнули две огромные, жуткие тени. И тут же скалы и площадка перед домом погрузились в плотный густой мрак.