Егор, рассмотрев полость товарища, кратко бросил Свете: «Эндометазон». Та, готовя препараты, тучно прошла рядом, ревниво сопела.

Поставив укол лидокаина, Егор ушел в туалет, сегодня отменно курилось — он знал за собой такое в туманных состояниях: покоя, тепла, либо тучной, продолжительной хандры. Встал у окна. В вертикальном насте светло-сизых облаков образовалась обширная полынья с печально бирюзовым небом — тонкие с начесом края сусально и учтиво горели. На листовой, ржаво рдеющей от угадавшего солнца крыше строения напротив, приходящейся этажом ниже, бесхозно валялись доски, прогнившие куски кровли, иной сор. Секли антенные и другие коммуникации — саднила милая сердцу безалаберность. В колодце двора из-под грузовичка торчали конечности в обугленном лоснящемся комбинезоне. Фасонисто ежась и заворачиваясь в наспех накинутый кожаный плащ с поднятым воротником, к ним склонилась особа на стройных ногах — с претензиями, судя по плечам, что гневно вздрагивали. Егор на гнев не позарился и поделал нечто взглядом с ногами обладательницы.

— Черт, все хорошо — это плохо, — дыша и чуть улыбаясь, посетовал он. Мысль, однако, не сумела сдвинуть беззаботное настроение, которое и без внушительных оснований свойственно молодости и здоровью.

После процедуры Егор квело улыбнулся и неожиданно для себя закурлыкал:

— Ну вот и все, а вы, как говорится, боялись. Да, зубы не ахти. Шестой верхний надо бы подлатать, вообще позаниматься. Приходите, мы любим, когда мужья в женах души не чают. Вы не поверите, но почему-то это доходней. А уж если жены столь славные, вообще, знаете, и жить в лад. (Света в соседней комнате звучно опрокинула инструмент в мойку).

— Я тронута.

— Бог с вами, не прикоснулся, — уже фирменно в три зуба оскалился мужчина.

Дама взаимно потянула рот в улыбку, но осторожно, на ощупь, с настороженными бровями.

— Непременно похожу, мне с озорниками нравится. Тем более что я Маргарита… (задержалась чуть) Федоровна. — Произнесла это человек расторопно, не привыкнув к замороженным губам.

— Егор, сами понимаете.

Марго, напряженно вперившись в пустоту, принялась трогать подносье, не верила ощущениям. Назначая другой день, Егор мерно поглядывал, хоть картина до бесчувствия была знакома — потащило.

— Согласитесь, красивейшие животные — акулы. И живут, мерзавки, миллионы лет. Отчего, как вы думаете? Да полостей зубных не имут, меняют приспособления только так… — широко растягивая губы, проповедовал Егор. — Смотрите — зубы… кость, кальциум, грызи себе и грызи — на кой нужен нерв? Рудимент!.. Первобытный человек от зубных окончаний и мёр: выламывал боль, а дальше желудок портил. Нахалёнка помните? Погоди, дедунюшка, вот выпадут у тибе зубы, я жевать не буду! Так и осуществлялось: молодые жевали — однако все полезные соки вынимали невольно… Я вам такую вещь скажу. Американцы — улыбаются повсеместно. Благорасположенность? — дудки, фальшь, те еще проглоты… Гримаса, созидающая улыбку — профилактирует. Продолжение закона Джеймса Ланге, который гласит: человек не плачет, оттого что грустит — он грустит, оттого что плачет… Вы, например, смеетесь, вам полегчало. Полагаете от самой шутки? Заблуждение. Оттого, что взяли определенную мину. Мышцы лица релаксируют, снимают ненужные напряжения. И теперь. Как вы с такими зубами собираетесь улыбаться? — Нагло кивнул в сторону рта мадам (та резко насупилась.) — В Америке очень в ходу практика смолоду вообще убирать свои зубы… Искусственные. Технологии теперь безупречны. Не только предупреждение зубных болей, но общее здоровье. Помните Мюнхгаузена? Все глупости на земле делаются именно с умным выражением лица. Улыбайтесь, господа…

Еще ронял продувные слова, клиентка смотрела ошалело и, конечно, погибнув, что закрепляло безмятежность.

Вечером Егор слонялся по квартире, вел политические беседы с Калерией Галактионовной, увещевал маму в опрометчивости относительно МММ и прочих авантюристов и наконец накинул плащ. В соответствии с этим звонил в дверь Виталия. Открыла как всегда Наталья, и Егор, молча и насупившись, прошел, на грани приличия отстранив ее с пути. Войдя в апартамент, развернулся и, высоко задрав голову, сурово таранил:

— О Даше. Которая Марсо. Всё мне. Выкладывай быстро и четко. Иначе сама понимаешь…

— Ага, прищемило! — возликовала Наташка. — В нее все влюбляются!

Егор незамедлительно уронил голову и озабоченно впился:

— Кто это все, что за дела!

— Ага, влюбился, влюбился!

Егор засуетился, промямлил: «Нет, ну…» — и сконфузился — это было уже вовсе непотребно. Фраза вынырнула так непосредственно, что Наталья приобрела небывалую деликатность: заморгала и ослабила настойчивый глаз. Егор покаянно улыбнулся, однако осведомлял не без привычного:

— Позавчера окончательно решил себя приструнить, а вчера Даша под руку угадала. — Поболтал ладонью, равнодушно устроил на Наталье взгляд. — В общем, колись.

Собственно, на этом разведка кончилось, далее пили чай вдвоем — Виталий отсутствовал — и говорили совсем о постороннем.

* * *

Утром о Даше Егор основательно забыл и позже периодически воскрешал собственными усилиями: навязчивостью здесь не веяло. Встретились гораздо более чем через полгода.

Отличный, как водится, изволил состояться денек: хмурые и стремительные, весенние, тучи хаотически ерзали и соответственно ветер беспрерывно и всесторонне щупал щеки. Устроился воскресный день, и Егор с Вовкой Зарубиным, тоже матримониально обездоленным однокашником и, выходит, соратником по альковным делам, слонялись в центре города, ибо давали очередной праздник и массы. Множество причесок в приложении к обладательницам вполне угождали минутам праздного и утешительного состояния. Добавьте пиво.

Мелькнуло знакомое лицо. Сосредоточенное тело — изобилие причесок, согласитесь, принуждает лишь к дутой, внешней расслабленности — мгновенно изыскало щербинку, мигнувший маячок. Егор шаркнул цепким взглядом по пространству. И не сразу, чуть прошмыгнув, вернул твердый взгляд на Дашу, которая, застигнутая, тут же отбросила свои зрачки в сторону на естественной и всегда беспомощной реакции. Сработало мгновенно, Егор двинулся безапелляционно, ведая, что если замешкается, угробит дело привычной рефлексией. Тем более что он еще трезв.

— А я знал. Я был однозначно уверен, что увильнуть тебе не удастся. — И понимая, что, коли поймал напор, надо не отпускать себя, пошел грудью: — Интересовался, между прочим, у Натальи, выспросил все что можно и, главным образом, нельзя. Понял, что жить без тебя не могу, собственно и не жил — так, влачил.

Говорил бездумно, со знакомой подоплекой: он вытащится, впитанное чувство меры не допустит до пошлости и глупости. Да и не грех глупить, он это тоже разумел — молодости не до правильного.

Даша произошла с двумя подругами, одну из них, Лиду, Егор знал по той вечеринке (отметил: коль скоро повезло, что без Розы и Вики, и дальше потащит), парень резвенько отпустил что-то подобающее в их адрес. Присоединился Вовка, сама собой образовалась коалиция. Повести в какую-либо злачь угадало чреватым по деньгам (исполнители романсов были как раз особенно голосисты — да и в веселые дни места подвергались конкуренции), на укромных скамьях соорудили что-то расхожее. Словом, ветерок щеки щупал.