– Спасибо вам. – Она ткнулась в его плечо.

– Только мокроты не разводи. Довольно материных слез. И еще, сразу тебя предупреждаю: ты теперь под домашним арестом. Ни шагу дальше бабкиного палисадника. Накормила пса – и домой. Все ясно?

– У меня же экзамены на носу…

– Вот и готовься к ним как следует…

Надя вздохнула. Впрочем, что удивительного? Именно такого наказания она и ждала. Может, оно и к лучшему. Посидит, позанимается по тяжелым предметам. Тем более что отец не выдержит и вскоре отменит этот домашний арест.

Надя тихонечко дернула отца за руку:

– Пошли скорее домой, а?

– Подожди, надо проститься с Капустиным.

Подполковник стоял на крыльце с замом начальника ОВД. Они разговаривали с таким видом, словно нашли общую тему, обсудить которую не хватит времени и до утра.

«Быстрей бы они закруглились!» – подумала Надя, и в этот момент дверь отделения отворилась, и на крыльцо вышел высокий рыжеволосый парень в сопровождении нескольких милиционеров. Два подполковника посторонились, чтобы их пропустить.

– Ржавого ведут! Смотри, смотри – наколка на шее. Змея на клинок сползает. Вон под ухом… – взволнованно зашептал Баха.

Капустин и заместитель начальника, глядя в спины конвоя, начавшего спускаться по ступеням, стали прощаться:

– Ну, бывай, Ваня. – Зам крепко тряханул лапу Капустина. – Дежурный адреса-то записал? – кивнул он в сторону Антона Адамовича.

– Ленина, один. Запомнить легко! – отозвался Скавронский. Сказал и тут же осекся, заметив огонек интереса в глазах арестованного Вишневского.

Мелькнула смутная мысль, что он откуда-то знает этого рыжего парня. Антон пригляделся. Может, арестованный просто на кого-то похож? Руки Вишневского были скованы спереди, и Антону вдруг показалось, что браслет на правой руке Левчика щелкнул. «Да нет, – усомнился Скавронский. – Не может этого быть. Где он мог научиться наручники открывать? Да и не левша он как будто».

Вишневский медленно спускался со ступенек, шаря золотистым взглядом по двору. Его подвели к стоянке. Неожиданно, на глазах у всех, он перепрыгнул через капот ближайшей машины и рванул к мотоциклам. Мирзо только было вставил ключ зажигания, как отлетел в сторону, опрокинутый мощным рывком. Оказавшийся рядом гаишник получил пинок в пах и свалился. И раньше, чем конвой, матерясь, пустился вдогонку за беглецом, Вишневский уже оседлал мотоцикл. Взревел двигатель, «Ява» сорвалась с места и, заложив крутой вираж, вылетела из двора отделения.

Баба Аня стояла над кустом шиповника, высоко задрав голову. Вокруг ночного светила расплывалась лунная радуга. Ее круг четко обозначился лиловой каймой. Надежда, приподняв калитку, чтобы не шаркнуть доской по земле, открыла себе проход, крадучись подошла к старухе и встала рядом. У ног присел волкодав, полизал девчачьи руки и тоже поднял морду.

– Луна какая! – Баба Аня услышала девушку. Как бы та ни силилась звука не издать, все равно услышала бы, Бенька загодя почуял, вился у калитки. – Все цветы с жасмина посшибал, урод здоровый… – посетовала баба Аня.

– Полнолуние? – Надя вступила в разговор, как будто все время тут была.

– Радуга. Такое не всегда и в мороз увидишь.

– Правда. А тебе не кажется, что у луны есть лицо? Я вот даже вижу, когда она грустит, а когда улыбается.

– А сегодня?

– Хитрит что-то.

– Не вижу сослепу: красная, нет?

– Ага! Как кровоподтек. Прямо на лбу.

Собака нетерпеливо скульнула. Громадная башка уперлась в Надькину ногу. Словно подведенные сурьмой, глаза смотрели жалостливо, просительно. Обрубок хвоста ходил ходуном.

– Сейчас, милый, – почесала его за ухом Надя. – И право, чего на эту спутницу воров оглядываться.

Она слила Беньке похлебку. Пес опустил в миску морду. Аппетитно чавкая, выхватывал крупные куски хлеба, куриные головы, потроха. Сглатывал в один присест. Надя провела рукой по палевой шерсти, чтоб не спешил. Беня инстинктивно заворчал, охраняя пищу.

– Разве она только ворам спутница? – вдруг обиделась за луну баба Аня.

– Наверное, всем ночным тварям, – пожала плечами Надя.

Старуха не унималась:

– Она штука странная. Неведомо сколько всего от Нее зависит здесь на матушке Земле. Кто Ее туда подвесил? Зачем? Растительность поднимает. Море дыбит. От Нее все приливы – отливы. Да взять вот твои регулы… – Старуха вперила безумный взор в Надюшку. – Не началось еще?

– Да рановато… – Девушка смешалась. – Через недельку должно…

– Ага. Значится, как луна на убыль – так начнется? Вот и следи. Лучшего календарика не сыскать.

Надюха рассмеялась. Учит ее старая понемногу. Натаскивает по-своему.

Они еще недолго постояли. Хотела Надя повиниться перед старухой. Знала, что та переволновалась за нее, а вот ни словечка упрека не высказала. Мелькнуло подозрение, что бабка знала о рейде по городу. Вопрос «откуда?» – не давал покоя.

– Отец меня здесь искал?

Старуха тряхнула кудлатой головой:

– Сама сподобилась. Зашла, мать уже на взводе, да и Антон тревогой продернулся. Извиняй, если чего не так.

Надежда полоскала под колонкой собачьи миски. Тут же юлил и пес. Пытался хлебнуть свежей воды. Мощная струя обжигала холодом, била тугим напором. Беня вгрызался, кусал ее, уворачиваясь от брызг. Надя, сидя на корточках, подвернула кран. Внезапно под лопаткой припекло, как от горчичника.

– Каяться мне бы надо, – произнесла она, покряхтывая, и несуразно повела плечами.

– Чего так? – осторожно поинтересовалась баба Аня.

– Что бездумно так. Я же как знала, что ничего хорошего из нашей затеи не выйдет. Себе не поверила, всех случайностей не просчитала.

– Всего не просчитаешь, не учтешь. – Старуха отвела колючий взгляд.

Надя с облегчением вздохнула. Жар в спине отпустил. Встала во весь рост, спросила глаза в глаза:

– Скажи, как узнала?

Лиловая темь тронула радугу Надиных глаз.

Голос старухи дрогнул:

– Пес сам не свой. Видать что почуял.

– М-м…

– Коли тварь из твоих рук постоянно пищу принимает… Это ж часть души.

– М-м…

– Неведомо, кто кого приручает: ты его или он тебя.

– М-м…

– …и не жри меня глазищами! – Бабке срочно понадобилось на что-нибудь опереться.

– То-то мне спину ожгло!

– Так не прошло разве? – Старуха неуверенно нашаривала свой батожок.