Я кивнул.

– Да. Думаю, что знаю.

– Вот и хорошо. Это все вам. Надеюсь, теперь ваша душа хоть немного успокоится. И вы – кстати сказать – перестанете так сердиться на Руперта Гундерсона.

Гундерсон? Я настолько погрузился в мысли о прошлом, что история с Гундерсоном совсем вылетела у меня из головы.

– Послушайте, этот парень – сущий мерзавец! – возмущенно воскликнул я. – Я тщательно разобрался в этой ситуации. И вряд ли виноват в том, что его родители считают…

Харрингтон посмотрел на меня то ли с грустью, то ли с досадой.

– Рой, пожалуйста… Все далеко не так просто, как кажется с первого взгляда. У Гундерсона серьезные эмоциональные проблемы. На самом деле с этим давно уже пытается разобраться Маркус Блейкли.

Я невольно издал излюбленный звук нашего старого директора: «Уф-ф-ф!» Насколько я замечал, ученики стараются обойти доктора Блейкли чуть ли не за версту.

– Я буду очень благодарен доктору Блейкли, если он позволит мне самому решать проблемы, касающиеся моих учеников.

Харрингтон вздохнул.

– Я очень ценю то, как трепетно вы относитесь к вашим ученикам, Рой, однако в данном случае, похоже, виноват во всем именно юный Аллен-Джонс.

– В чем это он виноват? В том, что его терроризирует парень, который и старше, и значительно сильнее?

Харрингтон укоризненно покачал головой.

– По-моему, нам обоим следует все-таки предоставить возможность Маркусу во всем этом разобраться. Это у него всегда получается прекрасно. К тому же мы с вами хорошо знаем, как легко допустить вмешательство личных предпочтений в беспристрастный разбор фактов. А Маркус – в нашей школе новичок. Так что у него предвзятого мнения ни о ком нет и быть не может.

Предвзятое мнение? Личные предпочтения? Если бы в эту минуту у меня была возможность ответить, то, возможно, тут бы и пришел конец моей карьере. И, похоже, Харрингтон тоже это понимал. Во всяком случае, когда неожиданно вошла Даниэль и сообщила, что Председатель школьного совета жаждет незамедлительно переговорить с директором, я успел заметить промелькнувшее на лице Харрингтона разочарование – примерно такое разочарованное выражение бывает у кота, которому помешали расправиться с пойманной жертвой. Неужели, думал я, он и впрямь пытался заставить меня схватить наживку, намеренно подталкивая к яростному спору, который мог бы закончиться только моей отставкой?

Впрочем, уже через пару секунд это «кошачье» выражение сменилось улыбкой, несколько, правда, кривоватой, и Харрингтон, пожав плечами, сказал:

– Извините, Рой. Дела зовут. А об этом мы с вами поговорим в другой раз. – Он указал мне на коробку. – Не забудьте свое наследство.

Когда я вышел из кабинета с коробкой в руках, Даниэль уже снова восседала за своим столом. Мне Даниэль, в общем, нравится. Несмотря на чрезмерно пышную прическу, громадные кольца в ушах и неистребимую любовь к телевизионным шоу, здоровые инстинкты почти никогда ее не подводят, да и мыслит она в основном правильно. Я был уверен, что она сознательно прервала наш разговор; я прекрасно знал, что в любом другом случае она, зная, что у босса посетитель, наверняка попросила бы Председателя совета перезвонить позже и позволила бы нам завершить свой спор. Однако сейчас она поняла, что ничем хорошим это кончиться не может, и решилась войти в кабинет. А ведь я, пожалуй, кое-чем ей обязан, с благодарностью подумал я.

Даниэль сочувственно мне улыбнулась и спросила:

– Ну что, все в порядке?

И я галантно ответил:

– Да, все нормально, и самое приятное – я успел повидать вас. Хотя вам, должно быть, пришлось бог знает в какую рань на работу прийти?

Мне показалось, что Даниэль чуточку покраснела.

– Видите ли, у нашего директора рабочий день всегда начинается очень рано, – сказала она. – Ну и мне, разумеется, нужно как-то приспосабливаться. Впрочем, рабочее расписание у меня гибкое.

– Вы просто сокровище. Он вас не достоин, – сказал я ей, постаравшись, чтобы это прозвучало как шутка.

Она рассмеялась.

– Никто из вас меня не достоин. Как насчет чашечки чая?

А потом у меня был длинный-предлинный день. Хозяйственные вопросы, проверка тетрадей, необходимость разнимать двух поссорившихся мальчиков. Да еще и во время перерыва на обед мне пришлось дежурить вместе с Дивайном – он, впрочем, дежурил во дворе. Ну и, естественно, у меня весь день были уроки, так что я не имел ни малейшей возможности даже заглянуть в коробку, присланную Гарри. А когда я наконец добрался до дому, мне уже совсем расхотелось в нее заглядывать.

Оставив коробку на столике в холле, я сразу же прошел в кухню, чтобы приготовить себе хоть какой-то ужин: пообедать днем у меня времени не хватило, и на переменах я старался заглушить голод с помощью печенья – естественно, вопреки советам моего лечащего врача. Но, скажите, как можно разумно планировать свое питание, если времени вечно не хватает?

Я налил себе стакан вина и приготовил себе гренки по-уэльски: цельнозерновая горчица и сыр чеддер на толстом ломте ржаного хлеба из муки крупного помола. По этому поводу у моего врача тоже нашлось бы множество всяких возражений, но, с другой стороны, разве я могу слушаться советов мальчишки, который всего несколько лет назад у меня учился? И, между прочим, был не в состоянии отличить причастие настоящего времени от причастия прошедшего!

Я снова наполнил стакан. Должен же человек как-то расслабиться. Затем я доел свой гренок и открыл коробку, по-прежнему испытывая какую-то смутную тревогу.

Неужели именно этим все и кончается? Неужели это и есть итог человеческой жизни? Керамическая урна самого простого дизайна с крышкой, плотно обмотанной липкой лентой. Несколько фотографий в конверте; несколько вырезок из газет; виниловая пластинка. Тонкая пачка писем, перетянутая резинкой. Старые школьные дневники – примерно дюжина; в них Гарри обычно записывал свои замечания и планы уроков. Набор мелочей, которые некогда, видимо, имели для него какое-то особое значение – наручные часы, кольцо, пресс-папье, медаль, запонки, перочинный ножик. Обломки кораблекрушения. Сброшенный с корабля груз, обреченный на гибель в волнах. Жалкие остатки прожитой жизни… Вдруг я заметил сверток, перевязанный шнурком; на нем была аккуратная наклейка и надпись: Рою Стрейтли: хорошенько этим воспользуйся.

Я вытащил сверток из коробки. Он имел довольно странную форму – с одного конца узкий, а с другого гораздо шире. По форме это более всего было похоже на винную бутылку, но весило, пожалуй, поменьше. Я налил себе еще вина. Потом все же сорвал обертку, извлек этот загадочный предмет и… тут же поставил его на каминную полку рядом с любимыми часами, пластмассовой урной и фотографиями моих родителей, сознавая, что вряд ли кто-то сумеет это здесь увидеть – во всяком случае, пока я сам не соберусь им хорошенько воспользоваться.