Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не предаюсь никаким утехам! — возразила Сальма.
— Вот как? А почему по всей Сицилии только и говорят о младенцах и девочках, у которых кто-то высосал кровь? Их фотографии во всех газетах! Между прочим, все погибшие девочки — омниоры.
— А чего ты хотела?!
— Чего я хотела? Скоро узнаешь! Парад планет не за горами. Ты смотришь в ночное небо, Сальма? Нет? А я смотрю. Каждую ночь. Имей в виду, в первую очередь я накажу тебя — за твое преступное легкомыслие. Ты что, хочешь стать сильнее меня? Хочешь свергнуть с трона саму Графиню? Сколько крови ты уже выпила? На сколько сотен лет жизни тебе ее хватит? Решила всех перехитрить? Не выйдет!
— Мне нужно было подкрепить силы, — еле слышно пробормотала ларва.
— Я тебе не верю! — рыкнула Селена. — Ты что-то против меня замышляешь… Отныне я приказываю отдавать мне твою добычу. Я сама ею распоряжусь. А тебе хватит. Насосалась уже. И разыскивай себе жертвы за пределами Сицилии. Это мой остров. Отсюда я буду править миром.
— Ты будешь править миром? Не смеши меня. Где твой жезл?
— Очень скоро он у меня будет, — приблизившись к ларве, крикнула Селена. — И тогда ты горько пожалеешь!
Она взяла младенца на руки. Тот проснулся и заплакал. Селена медленно развернула пеленки, нашла маленькую ранку у него на груди и приникла к ней губами.
— Я думала, кровь тебе не по вкусу, — злобно прошипела Сальма.
— Она была мне не по вкусу раньше, — стараясь испепелить ларву взглядом, ответила Селена. — А теперь я не хочу терять все, что приобрела. Я не так глупа, как ты думаешь.
Ларва с возмущенным видом шагнула к двери.
— Куда это ты? — Селена угрожающе повысила голос. — Что я тебе только что приказала?!
— Выскочка! — огрызнулась Сальма и покинула спальню, оставив младенца в руках Селены.
Приданое Избранницы богато,
В нем золото, бессмертие и кровь,
И разве дева так уж виновата,
Что в снах ее царит одна любовь?
Ее глаза бездонны от рожденья,
И кожа нежная, как перламутр, бледна,
Но почему в любовных сновиденьях
Ей видится холодная луна?
Ей овладеют зависть и обида,
И ревность пылкая в душе ее вскипит.
Могущества коварная планида
Подскажет путь: предать — и отомстить.
И будет слишком сильным искушенье,
Как устоять перед соблазном мщенья?
Анаид долго гуляла по пляжу одна. С честью превзойдя науку Аврелии, вместо заслуженной гордости девочка внезапно ощутила пустоту… Да, она научилась сражаться. Но разве владение искусством боя поможет ей найти друзей, преодолеть горечь одиночества, сделаться привлекательней или найти мать?
Вернувшись домой, Анаид застала Клаудию спящей. Раньше дочь Валерии никогда не ложилась так рано. Анаид подозревала, что Клаудия притворяется, и долго ждала, когда та встанет, оденется, накрасится и исчезнет через открытое окно.
Но Клаудия не вставала. Она кашляла, дрожала и ворочалась под толстым покрывалом.
— Тебе плохо?
Клаудия ответила не сразу. Они с Анаид уже несколько недель спали в одной комнате, но почти не разговаривали, словно не были знакомы. Клаудия явно не ожидала, что Анаид заинтересуется ее здоровьем.
— Как холодно, — наконец пробормотала Клаудия. — Неужели ты не мерзнешь?
Лето было в самом разгаре. Стояла ужасная жара, и привыкшая к горному климату Анаид просто задыхалась.
— По-моему, ты заболела.
— Нет! — тут же заявила Клаудия и сразу добавила: — А может, да…
— Ты сказала Валерии?
— Не смей ей ни о чем говорить!
Анаид ничего не ответила, и через некоторое время Клаудия заговорила сама.
— Я простудилась той ночью, когда был шторм, и еще не поправилась. Сплю я ужасно…
— Что у тебя болит?
— Все, — кости, голова, грудь. Я не могу дышать!
Клаудии было трудно не только дышать, но и говорить. Она зашлась кашлем. Анаид встала с кровати, подошла к Клаудии и положила руку ей на лоб. Лоб был ледяной. Странно! Температуры у ее соседки явно не было!
Анаид убрала было ладонь со лба Клаудии, но та воскликнула:
— Нет! Не убирай. Пока ты ее держала, голова почти не болела!
Довольная тем, что к ней обратились за помощью, Анаид положила на лоб Клаудии обе руки и стала вытягивать ими холод, чувствуя, как постепенно он распространяется, сжимая сердце, по ее собственному телу.
Клаудия перестала дрожать и улыбнулась. Анаид приободрилась и стала с удвоенными силами гладить Клаудию по голове. Постепенно пальцы Анаид словно удлинились и незаметно проникли в затуманенный недугом мозг, ощупывая воспаленные нервы. Кончиками пальцев Анаид успокаивала их, чувствуя, как по освобожденным сосудам радостно заструилась кровь.
Неровное дыхание Клаудии успокоилось, измученное лицо разгладилось, ресницы затрепетали. Она закрыла глаза.
Глядя на спящую Клаудию, на разбросанные по подушке черные курчавые волосы и нежный овал бледного лица, Анаид подумала, что дочь Валерии похожа на изображение византийской Богоматери. Она сочувствовала девушке, запертой матерью в четырех стенах, и жалела, что они с Клаудией не дружат.
Когда Анаид наконец легла, ее начал бить страшный озноб. Стуча зубами, Анаид тряслась как осиновый лист. Холод из тела Клаудии овладел ею самой. Анаид встала, нашла в шкафу свой свитер, натянула его — и ей тут же стало легче.
Измотанная и совершенно обессилевшая, девочка рухнула на постель и закрыла глаза.
Через несколько часов она проснулась. Ей было ужасно жарко, все тело чесалось. Еще бы! Заснуть в разгар лета в шерстяном свитере!
Анаид хотела снять свитер, но внезапно почувствовала резкий неприятный запах, знакомый ей с вечера на пляже, когда она познакомилась со злополучным Марио. Анаид замерла.
В соседней кровати стонала и всхлипывала Клаудия. Наверное, ей снился страшный сон. Анаид решила встать и успокоить ее, но внезапно поняла, что собственное тело ей не повинуется.
Девочка в ужасе пыталась пошевелить хотя бы пальцем, но чем сильнее она старалась, тем больше ее тело наливалось свинцом. Она не могла даже разомкнуть век. Анаид подумала было, что ей тоже снится кошмар, но неприятный запах был таким сильным, а всхлипывания Клаудии — такими громкими, что ни о каком сне не могло идти и речи.
Что происходит?!
Да это же колдовство! Кто-то наложил на нее заклятье!
Собрав в кулак все силы, Анаид попыталась открыть глаза. Она вспомнила, чему ее учила Крисельда, — не поддаваться панике, не распылять силы и сосредоточиться на чем-то одном.