Алексей плохо помнил, как схлынула толпа. Он в изнеможении оперся на машину, ноги его подкосились.

Лишь к утру, добравшись до штаба дивизии, он немного пришел в себя. Доктора в военно-полевом госпитале обещали ему, что сержант Герасимович не помрет на операционном столе. Алексей не знал, куда девались его товарищи. Главное, живы, у своих.

Он очнулся рано утром в какой-то странной комнате, напоминающей школьный класс биологии. Иначе откуда на стене портреты Менделя, Брема и Роберта Коха? Под ними стоял и пристально его разглядывал самый настоящий человеческий скелет.

Саблин очнулся, помотал головой. Скелет не пропал. Да и черт с ним.

Пока он приходил в себя, в комнату явился генерал-майор Гробов. Тут уж Алексею поневоле пришлось вспомнить, кто он такой.

— Ну ты и выдал, капитан! — Как ни вслушивайся, а в голосе старшего по званию сквозило одобрение.

Генерал сел на стул, покосился на скелет, на всякий случай отодвинулся от него и тоже начал пристально рассматривать Алексея. Тому стало не по себе под этим двойным взглядом.

— Прими мои поздравления. Ты наконец-то домучил это дело. Да, тяжелые потери, но такова война. Ты помнишь свой ночной доклад?

— Смутно, — признался Алексей. — Но не думаю, что сильно наврал.

— Лучше бы наврал. За барона тебе спасибо. Жить будет. За архивы три шкуры спущу! Вот скажи, какого хрена ты устроил там все эти завалы? Как мы теперь доберемся до бумаг? Вечно ты все усложняешь!

— Виноват, товарищ генерал-майор. Так сложились обстоятельства.

— Ладно. — Гробов поморщился, подался вперед и понизил голос: — Теперь насчет того парня. Ты понимаешь, о ком я. Этого не было, уяснил? Ты просто убил в бою офицера бывшего абвера. Чтобы я не слышал этих фамилий: Венцель, Рожнов. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Вполне, товарищ генерал-майор.

— Своим скажи и этому… Герасимовичу. Пусть держат язык за зубами! Кого волнует, что было два года назад? Все быльем поросло, война кончается. Неприятности не нужны ни тебе, ни мне. Вражеским агентом был Чаплыгин. И точка. Дело закрыто. Венцель ничего не скажет. Будем откровенны, капитан. Тебе еще жить да жить. И мне после войны продолжать карьеру. Я могу неплохо подняться.

— Я все понял, товарищ генерал-майор, — повторил Алексей. — У вас есть основания подозревать меня в идиотизме? Лучше расскажите, что там на фронтах?

— А что на фронтах? То же самое, что и вчера. Войска Конева выдавливают на запад армию Венка, входят в Берлин с юга. Первый Белорусский фронт уже там, ведет бои. Поначалу танковые части несли на узких улицах большие потери. Потом танкисты придумали уловку. — Генерал ухмыльнулся. — Они крепят на броню обычные панцирные сетки от кроватей. Фаустник бьет с чердака, граната отскакивает от пружин и летит обратно или взрывается в воздухе. Хитро, да?

— Голь на выдумки хитра, — заявил Алексей. — Обычная русская смекалка. Дай бог не последняя.

— Ладно, будь здоров. — Генерал поднялся. — Да, совсем забыл. Тебе письмо. — Он вынул из кармана треугольник, бросил на матрас. — Читай, наслаждайся. Можешь не вставать. Я сам дорогу осилю.

Хлопнула дверь.

Капитан с колотящимся сердцем посмотрел на письмо, схватил его, стал всматриваться в пляшущие буквы. Боже, у этих врачей такой ужасный почерк! Он развернул лист.

«Здравствуй, милый!»

Алексей не выдержал, перевернул лист, посмотрел, что в конце.

«Люблю тебя!»

Он вздохнул с облегчением. Можно спокойно читать. А потом еще раз, в третий, в четвертый, заучивать наизусть. Считаные дни остались до конца этого безумия.

Ничего, доживем, а потом и поженимся.