— Командир, рви, мы прикроем! — крикнул Черкасов.

Саблин вспомнил, где находится, подобрался, отпружинил и помчался обратно под прикрытием дружного огня. Он прыгнул под откос, затормозил пятками, потом карабкался обратно, глотая слезы.

Немцы не спешили наступать, что-то телились. А до леса не так уж и близко. Бежать туда в зоне прямой видимости будет, мягко говоря, не совсем правильно.

Люди ждали врага, готовились отразить нападение.

Под косогором лежал, свернувшись калачиком, полковник Кляйст.

Олежка Хомчик еле сдерживался.

— Вот сука! Не много ли чести для тебя, господин фон барон! Мы столько людей положили! — пробормотал он, сжал кулак, собираясь привести его в действие, но изменил решение.

Парень отвернулся, стащил очки и начал их яростно протирать несвежим носовым платком. Физиономия его стала другой, какой-то беспомощной.

В этот момент Алексей все понял. Именно этого не хватало немецкому капитану, командующему парадом. Очков! Теперь все встало на свои места.

Вахновский и Кондратьев тогда, в сорок третьем, были вообще ни при чем. Обычные советские люди, с собственными недостатками, чудинками, закидонами. Чаплыгин и Костин тем более не при делах.

Немецкими солдатами командовал сейчас тот самый человек, который два года назад называл себя Рожновым Алексеем Константиновичем. Капитан, начальник службы вооружения. Интеллигентный круглолицый человек с плохим зрением. Вследствие чего он был переведен из боевой части на штабную работу.

Все это художественный свист. Вот он, агент Самаэль! Видимо, этот тип немец, но жил в Союзе. Он прекрасно ориентировался в советской действительности, знал армейскую жизнь, а русским языком владел лучше, чем многие москвичи. Эх, тезка!

Сотрудники контрразведки СМЕРШ рыли землю там, где указывал абвер. Неудивительно, что они продули вчистую, хотя и считали, что выиграли.

Этот субъект — явно доверенное лицо барона. Он мог иметь отношение к школе в городе Ненашеве, но никогда не был ее курсантом. С какой стати? Да и преподавателем, скорее всего, не был, иначе его узнал бы покойный Лизгун.

Алексея лихорадило. Два года минуло с тех пор, как он провалил операцию. Агент Самаэль остался на посту, продолжил подрывную деятельность. Сколько же зла он причинил за это время! А теперь этот тип снова в рядах непобедимой германской армии. Впрочем, с целью прагматичной. Он должен вывезти барона и архивы к союзникам, получить свободу в обмен на информацию.

Он выбрался на косогор, трясясь от злости, обернулся и увидел, что в стане противника царила перепалка. Сцепились два офицера. Кто был первым — понятно. Вторым оказался командир подразделения. Он не понимал, почему его люди должны атаковать в лоб эту кучку советских солдат. От проблем военной разведки этот офицер был так же далек, как Кенигсберг от Владивостока. Он плевать хотел на какого-то барона и так положил кучу людей ради этого замка, хотя имел совсем другой приказ!

Но этот самый Рожнов умел убеждать. Сдвинулся, заработал механизм военной машины. Пехотинцы подбирались к мосту.

Грузовик, гремя бортами, заехал на настил, где и попал под плотный огонь. Он встал и перегородил проезд. Из-под крышки капота потянулся сизый дымок. Шофер стрелял из кабины, что-то кричал. Пехотинцы укрывались за машиной. Несколько самых смелых вырвались из-за нее, бросились на мост.

— Ложкин, работай! Ты же у нас снайпер! — крикнул Герасимович.

— Ага, только не из этой бестолковой трещотки, — проворчал Ложкин. — Тут вообще непонятно, куда пули летят.

Пришлось ударить всем. Неважно, куда летели пули, лишь бы кучей. Один немец красиво перевалился через перила в реку, другой споткнулся, размозжил лоб, третий залег, но и это его не спасло. В современной войне насмерть били и лежачих.

Герасимович перекатился через дорогу, прижимаясь к земле, свалился за косогор, подполз к Алексею и проговорил:

— Тут такое дело, товарищ капитан. Мы давно уже наблюдаем. С нашей стороны небольшой овраг тянется к лесу и пропадает в нем. Имею предложение. Нечего зазря патроны переводить. Еще кого-нибудь потеряем, а нам оно не надо. Сваливать будем по одному. Фрицы сразу и не поймут, что нас меньше становится. Они ведь боятся штурмовать, так и будут на месте топтаться, пока к ним что-нибудь тяжелое не подойдет. А нас уже не будет, ищи ветра в поле.

Алексей задумался. Извилистая канава на другой стороне дороги действительно тянулась к лесу.

Герасимович покатился обратно, увертываясь от пуль. На этой стороне дороги оставались только Алексей и Хомчик с бароном.

Саблин дождался паузы в стрельбе и метнулся через проезжую часть. Ложкин с Потапенко ахнули, когда он упал им на головы, рассыпались, черти, вместо того чтобы руки подставить! Гудели ребра, но вроде ничего, обошлось.

Потом через дорогу перебежал полковник, весь белый, прямо как флаг капитуляции. Олежка бессовестно прикрывался пленником.

Немцы на мосту перестали стрелять. Там прозвучал истошный вопль, только подтверждающий теорию Саблина.

«А зрение у него не столь и плохое, — подметил Алексей. — Подслеповатость капитана РККА Рожнова была лишь элементом сценического образа».

— Черкасов, дуешь первым, — по итогам краткого совещания объявил Саблин. — Оценишь обстановку, глянешь, что за лес, с чем его едят. Следом Хомчик с нашим немецким другом, потом я. Герасимович, останешься командовать обороной. Но нечего тут геройствовать и задерживаться. Уходите по одному, создавая видимость полного присутствия.

Маневр удался. Когда Саблин выполз из оврага, часы показывали начало пятого пополудни. Из зарослей смородины кто-то негромко свистнул. Алексей раздвинул ветки и обнаружил всех троих. Полковник Кляйст явно приуныл, сидел как бедный родственник, кривился.

Там, где сглаживался овраг, произрастал вполне нормальный лес. Старые осины, разбавленные сероватыми березами, под ногами папоротник. Ощущения замкнутого пространства, впрочем, не было.

Со стороны моста доносилась стрельба. Красноармейцы палили, изображая массовку. Потом посыпалась глина. На свист нарисовался рядовой Потапенко. Он скупо кивнул: мол, мое почтение, товарищи офицеры, рухнул под березу и с наслаждением вытянул ноги.

Объявился Герасимович, потерявший пилотку, перевел дыхание и заявил:

— Фрицы снова попытались пролезть. Мы отогнали. Двое раненых у них. Подошли «кюбельваген» и штабной «хорх». На них прорываться немцы, понятное дело, не будут. Там два офицера опять ругались. Может, подкрепления ждут?

— Уходить надо, — сказал Алексей. — А то ведь полезут, и мы их никакими уговорами не остановим. Где Ложкин?

— Тут Ложкин, — проворчал боец, выбираясь из оврага. — Надо уходить, товарищ капитан. Там еще и броневик подтянулся.

Минут пятнадцать группа из семи человек углублялась в лес. В стороне гудели моторы, доносились крики людей. Потом все стихло.