первый раз осматривал ущелье и все больше убеждался — предстоит трудная работа, тяжелая борьба. Взорвать пять километров гор, сделать насыпь, защитить ее от реки, а реку перейти много раз мостами и виадуками. О горах разговор был покончен — надо взрывать, и баста! Но речка не давала Елкину покоя. Было обидно через маленькую речонку, которую можно перейти вброд, строить полдесятка дорогих мостов. Инженер имел два проекта. Один — строить мосты, другой — выпрямить русло Биже и рядом, без мостов и виадуков, уложить путь.

Дедов представил третий проект: через тоннель вывести речку из ущелья.

Елкин ехал на места проверять этот проект.

— Я бы с удовольствием выбросил речонку куда угодно, — сказал он. — На дрянной ручей тратить миллионы… Волга — другое дело, и миллионов не жалко, а то… — Он цыкнул слюной в речонку.

— Мой проект, — начал убеждать Дедов, — сразу освободит вас от речки и сбережет миллионы.

— А тоннель нам даром будут делать?

— Он обойдется дешевле мостов.

— Как сказать… У вас сделан расчет?

— Это, очевидно, дешевле, и намного…

— Ну-ну посмотрим.

Остановились. Речка делала излучину, билась в стену ущелья.

— Здесь, от излучины, начнется тоннель, — объяснил Дедов. — Небольшая каменная плотина закроет речке дорогу в ущелье.

— Все ясно, — пробурчал Елкин. — А сколько будет стоить?

— Если речку оставить в ущелье, она постоянно будет размывать насыпь. Это каждую весну ремонт, возможны и крушения.

— Сколько будет стоить тоннель? — Елкин уперся глазами в лицо Дедова.

— Точного расчета я не сделал…

— Сделайте в ближайшие дни! — Елкин тронул коня.

На полянке он остановился, слез, коня пустил на траву и велел Тансыку:

— Разведи огонь и согрей чаю!

Тансык возился у костра. Бригадир открывал консервные банки. Елкин в блокноте делал какой-то расчет и говорил Дедову:

— Пока что в вашем проекте я вижу одно достоинство — эффектность. Тоннель, в него реку — не правда ли, красиво?! Но во что влетит нам эта красота!.. Если взять речку, как она есть, тоннель потребуется небольшой, а вообразите большой снегопад, бурное таяние, речка может увеличиться в пять — десять раз… Какой потребуется тоннель? Здешние речки — дело темное, неизученное. Я себе представляю такую картину. Пробили мы тоннель, речка журчит в нем прямо как в театре, одна прелесть, и вдруг дружное таяние, речка становится рекой. Тоннель не может проглотить воду, она — на плотину… Сшибла!.. На дорогу… Размыла, исковеркала! Сади новые миллионы!..

Дедов покраснел. Шрам под его глазом начал дергаться.

— Вы не хотите считаться со мной, мои проекты сознательно изображаете глупыми, — сказал он обидчиво. — Да, сознательно!

— И не думаю. Меня интересуют дешевизна и прочность сооружений. Ваш проект и дорог, и вообще очень сомнителен.

— Я буду защищать его на производственном совещании. Я докажу, что вы затираете меня.

— Меня интересует только дело. Для меня выше всего — дело!.. Скажи, — Елкин обратился к бригадиру, — ты специалист по горным работам, что вернее: пробивать ли тоннель, делать ли мосты?

— Я думаю, надо выпрямить реку и рядом уложить путь — места хватит. Ну, мосточков можно допустить два-три. А тоннель — дело подозрительное. Дорогу провести в тоннель можно, а реку, да еще незнакомую?! Черт знает, какие за ней водятся капризы!

— Вот вам голос практика, — сказал Елкин.

— Вы спросите Тансыка, — съехидничал Дедов.

— Нашего бригадира я очень ценю. То, что нам становится ясным после расчетов и выкладок, он видит простым глазом.

— Удивительный талант!

— Талант, правильно!

Дедов полез на лошадь.

— Чай пить, закусить, — напомнил Борискин.

— Не хочу, спасибо, — ударил лошадь и ускакал.

Закусывали. Елкин рассуждал:

— Не могу понять человека. Дело знает, неглупый, но вечно бьется туда, где все закрыто. Хотел доказать, что выгоден Курдай. Теперь тоннель выдумал. Мне кажется, что человек хочет попасть в историю и выдумывает разные проекты. Непомерное честолюбие! Я категорически против тоннеля. Этот риск не по нашим средствам.

Выбирали площадки для компрессоров: как бы там ни решилось дело о речке, рвать горы было нужно. Каменные стены, утесы, прихотливо обглоданные ветром, но ни единой удобной площадки.

Бригадир ругался:

— Мерзость! Кому нужна эта красота? Не будь ее, мы бы раз-раз — протянули дорогу. Нам придется равнять ущелье, иначе компрессора не протащишь.

— Начинайте! — распорядился Елкин. — Завтра-послезавтра решим дело с проектами. Иначе принесут еще всякой всячины, и мы простоим без дела.

Весь обратный путь бригадир рассуждал о красоте, которая будет в ущелье. Он кивал на каменные карнизы, на утесы и говорил:

— К этим штукам мы прибавим свое, получится одно удовольствие.

Бригадир понимал первобытную природную красоту, но ставил выше красоту, созданную человеком. Мост, смело перекинутый в каком-либо диком месте, насыпь, прилепленная к горному карнизу, были для него высшей красотой. Он, прекрасно знавший механику человеческих сооружений, держался определенного убеждения: «Природа способна накорежить всяких страшилищ, а человек ловчее сделает, с виду — игрушка, пустячок, а по этой игрушке бегут поезда. Человек во многом зашибает природу». Бригадир считал, что земля сделана нескладно: овраги, камни, горы. Ему была приятней земля гладкая, удобная для сооружений, и он рьяно сглаживал ее.

Борискин, проезжая мимо утесов, шипел:

— Тебя к черту! Тебя пустим к небу!

— Жаксы, жаксы! — покрикивал Тансык.

Он, житель неустроенной земли, когда-то любил ее, неустроенную, дикую, голодную, с песками, джутами, ветрами. Он не знал, что землей можно управлять. Его отец и все