Она открыла рот, чувствуя, что не может дышать носом. Не может думать, решать, держать спину прямо, переступить порог комнаты.

На плечо опустилась рука.

— Не надо, Маир. Отдохни, — сказала Кенра. — Мы всё сделаем сами.

Я понял всё, пересекая границу купола, когда с ужасом увидел падающих без сознания демонов, пролетевших сквозь защитный барьер секундой раньше. Понял, но ничего сделать не смог: веки отяжелели, со всех сторон наползала тьма. Последняя мысль была о Еве в моих разжимающихся объятиях.

В себя я пришёл под перезвон цепей в тесной клетке в подземельях Грозовой башни. Пахло болотом. Я лежал в вязкой коричневой жиже, сочившейся из трещин в полу. Ноги, лицо, одежда — всё было измазано илом. Три каменные стены пушились плесенью, четвёртую — заменяла хлипкая решётка, крошившаяся от ржавчины. Камера не запиралась. Открытый замок висел на двери словно в насмешку: длины цепей, прикреплённых к стене, едва хватало, чтобы коснуться его подушечкой пальца. Кандалы на запястьях блокировали магию.

Евы рядом не было. Я помнил, как разжались руки за миг до того, как сознание отключилось. Мы летели на высоте пяти километров… Что, если?.. Нет!

С рычанием я бросился вперёд, выкручивая запястья и раздирая кожу о кандалы. Я должен увидеть Еву! Должен убедиться, что с ней всё в порядке! Что она не…

Я взвыл. Эхо пронеслось по тёмному коридору.

Где она?! Где моя жена?! Вдруг прямо сейчас она лежит на земле, раненая, с переломами, и истекает кровью? Что, если её уже нет в живых?

— Маир! — заорал я до боли в лёгких. — Маир! Маир!

Никто меня не слышал. Никто не приходил на крики.

В отчаянии я бился в цепях. Поскальзываясь на иле, тянулся и тянулся к решётке, но лишь царапал ржавые прутья кончиками когтей.

— Ева! Маир!

Они же не бросили её умирать?

Голос сел. Развернувшись, я ударил кулаком в стену. И ещё. И ещё. Пока костяшки не превратились в кровавое месиво. Сил не осталось. Я упал коленями в грязь и попытался мысленно связаться с сестрой, но проклятые зачарованные браслеты сделали меня беспомощным. Я ощущал себя слабым, никчёмным, почти человеком. Мокрый, испачканный илом, я сидел в темноте и с изумлением смотрел на свои раненые запястья. Из-под кандалов текла кровь. Я не мог её остановить. Не мог исцелить простую царапину! Абсурд! Безумие!

Ветер завывал в трубах. Стены вибрировали. Временами ощущались слабые подземные толчки. Ураган усиливался.

«Маир умна. Конечно, она нашла способ сделать падение безопасным. Убивать избранников глупо. Предусмотрительнее использовать их как средство давления. Угроза паре — страховка от необдуманных действий», — я повторял это как мантру, но знал, что не успокоюсь, пока не увижу Еву, живую и невредимую, собственными глазами.

Где она? Что сделали старейшины с Дарком и Махаллат? С остальными демонами? Тревога сменялась паникой. Я то сидел неподвижно, как парализованное страхом животное, то начинал орать и биться в припадке. Когда в безмолвии, наполненном гулом ветра, раздались приближающиеся шаги, я был готов молиться на этот звук. Теперь, возможно, — о Тьма, прошу! — удастся что-нибудь выяснить.

Я нетерпеливо вглядывался во мрак. Казалось, прошли годы, прежде чем напротив решётки остановилась знакомая фигура в сером свободном платье. Маир.

Ведьма наклонила голову. Факел на стене вспыхнул, осветив левую щёку, изрытую волнами рубцов.

— Где моя жена?! Что ты с ней сделала?! Она…

— Жива и здорова. Я поставила магическую сеть, чтобы никто не пострадал.

— Если тронешь её хоть пальцем…

Маир сухо улыбнулась.

— Махаллат?..

— Делит камеру с двумя пленницами. Там сухо и чисто. Не могу сказать, что тепло… Сам знаешь, в каком состоянии Башня.

Напряжение немного ослабло. И хотя Маир виртуозно умела искажать факты, замалчивать детали, уходить от неудобных вопросов (что нередко демонстрировала во время деловых переговоров), никогда, ни разу её не поймали на откровенной лжи. Она не стала бы глумиться над чужими чувствами, желая развлечь себя таким образом. Разыгрывать спектакль перед скованным, беззащитным пленником было ни к чему, а значит, Ева и Махаллат живы, не ранены и, надеюсь, содержатся в лучших условиях, нежели эти.

Но я должен был удостовериться, поэтому потребовал:

— Клянись Первой Тёмной!

Маир скривилась и выплюнула:

— Клянусь. Законы тебе известны: убить женщину можно только на войне или если нет иного выхода.

Я почувствовал, как дрожат, расслабляясь, мышцы. Уж не знаю, кем была эта Первая Тёмная и почему ведьмы так её почитали, но клятвами не разбрасывались. Сестра использовала этот трюк, чтобы вывести Маир на чистую воду, и всякий раз колдунья скрипела зубами, но говорила правду. Либо красноречиво молчала.

— Что с остальными демонами?

— С демоницами всё в порядке.

«С демоницами?» — я сглотнул.

Эта оговорка…

Женщины в Болотах священны — закон Первой Тёмной. Тот, на который так надеялась Махаллат. Традиция, возведённая в культ. Трепетно охраняемая Маир. Унизить или оскорбить пленницу — навлечь на себя позор. Зная, как дорожат ведьмы репутацией, я должен был догадаться: никто не посмеет заковать демониц в цепи, не бросит гнить в подвале по колено в грязи. Конечно, их заперли, обезвредили, но постарались сделать заключение максимально комфортным. Даже враг заслуживал уважения. Но это касалось только женщин. Только женщин, обладающих магической силой. Но не людей. И не мужчин. Мужчин законы не защищали. Меня охватило дурное предчувствие.

— Что с демонами?! Отвечай?!

Ржавая решётка отодвинулась с пронзительным скрипом. Ведьма шагнула в камеру. Подол длинного платья погрузился в жирный, лоснящийся ил. Маир остановилась на расстоянии вытянутой руки, как раз в зоне моей досягаемости, и сделала это намеренно — красноречивый жест, охватывающий полноту её власти. При желании я мог полоснуть когтями по этому самоуверенному лицу, изуродовав Маир ещё больше, но что стало бы с Евой?

— Ты у меня в кулаке, — ведьма смотрела в глаза. Без вызова, устало, но твёрдо.

Я прекрасно понимал, что она имеет в виду. Любой демон понял бы.

— Камер в подземельях Башни на всех не хватило. Демонов, связанных браком, контролировать проще, поэтому…

Внутри всё заледенело.

— Я приказала убить свободных мужчин и напитать кристаллы их кровью.

«О Тьма Всесильная! Дарк!»

Я взвыл, выпуская когти. Загремели цепи. Пальцы сжали чужое горло. Мой друг! Мой единственный друг! Странный, ни на кого не похожий, играющий вечерами в земном театре. Невыносимый, насмешливый, всегда готовый прийти на помощь. Дружба — редкое явление среди демонов, но мы трое — Дарк, Махаллат и я — были неразлучны чёртову уйму времени, миллионы грёбаных лет. С детства, которое, казалось, стёрлось из памяти, но сейчас проносилось перед глазами яркими, ранящими фрагментами — каждый как осколок в сердце. Дарк, с улыбкой дёргающий будущую жрицу за крылья. Смеющийся заразительно и беспечно. Ненавидящий свои белые волосы. Вышибающий зубы тем, кто посмел его оскорблять. Задыхаясь от слёз, я сильнее и сильнее стискивал руки на чужом горле. В глазах напротив не было ни страха, ни паники.